Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса - Филиппа Грегори

— Значит, армия ирландцев и немецкие наемники потерпели поражение?

Он кивнул.

— А Джон де ла Поль арестован?

— Убит.

У меня перехватило дыхание: значит, мой кузен мертв!

— А Франсис Ловелл? — с интересом спросила миледи.

— Ему удалось бежать. Похоже, он в реке утонул.

— Ну а теперь вы можете рассказать мне подробно обо всем, — разрешила я.

Он явно готовил эту речь заранее, потому что с энтузиазмом начал рассказывать:

— Как я уже говорил, войска противника продвигались очень быстро и вскоре достигли Йорка. В его окрестностях у них было с нами несколько мимолетных стычек, а затем они заняли позицию близ селения Ист-Стоук, это рядом с Ньюарком. Многие жители этого города вышли, чтобы к ним присоединиться; они записывали новобранцев в армию до самого последнего момента, почти до начала сражения.

— Сколько же их было? — спросила миледи.

— По нашим прикидкам — около восьми тысяч.

— А сколько в королевском войске?

— У нас на тот момент было в два раза больше людей. И мы вроде бы должны были чувствовать себя в безопасности. Но не чувствовали! — Гонец горестно покачал головой, вспоминая, видимо, об испытанном ими страхе. — Нет, в безопасности мы себя отнюдь не чувствовали! И ранним утром они пошли в атаку. Они так и ринулись вниз с холма, причем почти все, и первым удар принял граф Оксфорд со своим войском, в котором было около шести тысяч человек. Да, они приняли на себя главный удар и держались стойко. А потом и вовсе сумели оттеснить неприятеля в долину и окружили.

— Они загнали вражеские войска в ловушку? — спросила я.

— Да, но мы считаем, что те в любом случае намерены были сражаться до последнего. Местные теперь эту долину называют Ред Гаттер.[45]Это было ужасно!

Представив себе, какая там была бойня, я отвернулась и спросила:

— А где был в это время король?

— В безопасности, в тылу нашей армии, — и гонец ободряюще кивнул миледи, которая явно не видела ничего позорного в том, что командующий армией прячется в тылу. — А потом, когда все было кончено, к нему привели претендента…

— Значит, мой сын в безопасности? — перебила его миледи. — Вы уверены, что нашему королю более не угрожает опасность?

— Да, его жизни ничто более не угрожает.

Подавив желание выкрикнуть следующий вопрос, я задала его абсолютно спокойным тоном:

— И кто же этот претендент?

Гонец как-то странно на меня посмотрел, и я поняла, что, пытаясь сдержать себя, не только затаила дыхание, но и скрипнула зубами. Заставив себя дышать ровнее, я поставила вопрос несколько иначе:

— Является ли этот самозванец простым бедняком, как предполагал мой супруг?

— Его зовут Ламберт Симнел; самый обычный парнишка родом из Оксфорда, весьма смазливый, привыкший делать то, что ему прикажут. Его милость наш король, приказал арестовать и его самого, и его учителя, и многих других главарей восстания.

— Но что же все-таки с Франсисом Ловеллом? — гневно спросила миледи. — Кто-нибудь видел, как он утонул?

Гонец покачал головой:

— Видели только, как он верхом на коне прыгнул в реку и их обоих унесло течением.

Я перекрестилась. Миледи тоже, но лицо ее было мрачно.

— Мы непременно должны его поймать! — сказала она. — С самого начала и он, и Джон де ла Поль были нужны нам живыми! Нам требовалось узнать, каковы их планы. Это и было самое главное. Нам необходимо было узнать то, что знают они.

— В пылу схватки… — Гонец пожал плечами. — Во время битвы куда трудней взять человека в плен, чем убить его. Особенно во время рукопашной. А там была жуткая резня. Хотя мы значительно превосходили их численностью, они дрались как одержимые. Они были готовы умереть во имя своей цели, а мы…

— А вы — что? — с интересом спросила я.

— Мы лишь исполняли приказ, — осторожно ответил он. — Но мы тоже дрались хорошо. И свою работу выполнили честно.

Я помолчала. Мне довелось выслушивать отчеты о многих сражениях, однако ни в одном из них одержанная победа не была описана столь спокойно. Но, с другой стороны, я никогда не слышала, чтобы во время сражения главнокомандующий — сам король! — отсиживался в тылу, тем более когда его армия в два раза превосходит силы противника, чтобы он затем отказался вступить в переговоры с теми, кто потерпел поражение, попросту позволив своим солдатам перерезать их, точно бессловесную скотину.

— Но теперь эти предатели мертвы, — сказала миледи, желая, видимо, успокоить себя. — А мой сын жив!

— Да, наш король жив и здоров. Ни одной царапины не получил! Они бы его и коснуться-то не сумели. Он был так далеко, что они и увидеть его не могли!

— Хорошо, вы можете пообедать в зале, — распорядилась миледи. — И вот вам еще. — Я увидела, как она протянула ему кошель с золотом. Должно быть, этим щедрым подарком она благодарила его за добрую весть. Затем она повернулась ко мне: — Итак, все кончено.

— Слава богу! — от всей души откликнулась я.

Она кивнула.

— Да будет воля Его, — сказала она, и я поняла: эта победа дала ей еще больше уверенности в том, что ее сын родился на свет, чтобы стать королем.

По приказу короля мы направились в Линкольн и там встретились с ним, а затем он и я рука об руку проследовали в большой собор на мессу, чтобы возблагодарить Господа за победу. Следом за нами, буквально наступая нам на пятки, следовала миледи; она надела корону и выступала с таким достоинством, словно сама была королевой. По обе стороны от нее шли главные военачальники короля — его дядя Джаспер Тюдор, который спланировал сражение, и его верный друг Джон де Вер, граф Оксфорд, который со своим войском и принял на себя главный удар противника.

Архиепископ Джон Мортон весь дрожал, все еще переживая недавнее избавление от опасности; лицо у него покраснело, руки тряслись, когда он раздавал Гостию. Миледи плакала от радости. Генрих тоже был растроган до глубины души, словно это самая первая в его жизни победа, которую ему просто пришлось одерживать вновь. Впрочем, эта победа имела для него большее значение, чем при Босуорте; сейчас он явно чувствовал себя в два раза уверенней.

— Я испытываю прямо-таки невероятное облегчение, — сказал он, когда под конец дня мы с ним наконец оказались в своих покоях. — У меня просто нет слов, чтобы это выразить!

— Потому что ты одержал победу? — спросила я. Я сидела у окна, глядя на восток, где высокие шпили собора пронизывали облака, нависшие почти над самой землей, но, когда вошел Генрих, я обернулась и посмотрела в его пылающее румянцем лицо.