Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев

Вся скучная повседневная работа ложится на женщину. Даже теперь, когда ширится кадр поборниц женского равноправия, когда и японская женщина стремится вырваться из душного круга Kirche, Küche, Kinder (церковь, кухня, дети) на простор широкой общественной и политической жизни, все же японский мужчина почти владыка положения.

Ведь и теперь еще сплошь и рядом вы увидите гордо шагающего со скрещенными на груди, вернее, засунутыми в рукава кимоно руками супруга, за которым семенит маленькое существо – его жена с младенцем за спиной и свертком в руке, а другую свободную руку держит научившийся ходить подросток. Величественный «папаша» редко даже поможет жене войти в трамвай. «Я мужчина», – ответит он, если вам придет в голову упрекнуть его в этой, с вашей точки зрения, невежливости. Японец делается иным, если его жена в европейском костюме, особенно если она европеянка или американка, – тогда он пытается быть джентльменом.

Опора женщины действительно дети. Кроме того, она отводит душу с прислугой. И «барыня» и служанка одинаково обижены судьбой. За трубкой у хибачи (жаровня) – это просто две японки, объединенные потребностью излить друг другу душу.

При мужчинах и посторонних они должны быть веселы и любезны. Они всегда мило улыбаются – их этому учат с детства. Ведь мать не смеет заплакать даже над трупом ребенка или убитого в сражении сына – это было бы признаком малодушия. Но она, конечно, плачет, когда ее не видят и не слышат.

В Омори много домов, отгороженных с улицы забором. Там можно принимать теплые ванны на горячем, покрытом циновками песке (подогревается снизу). Спутники сообщили, что это хорошо при ревматизме.

За телеграмму моей семье в несколько слов заплатил по курсу 750 рублей (127 иен 40 сен). Послать удалось с огромным трудом при дипломатическом содействии иностранцев. Как усложнилась жизнь!

Чувствую физическую и нравственную усталость. Посетители не дают ни минуты покоя. Все более и более начинает тяготить почти двухмесячный сплошной пикник.

Токио. 24 февраля

Advertiser определяет общее положение России хорошим, уделяет много внимания последней победе Деникина. Гайду енисейские казаки выбрали почетным казаком201.

Бродил по Гинзе, наблюдал живую жизнь – это лучшее для меня удовольствие.

Близится праздник кукол в честь девочек – их общие именины. Магазины уже пестрят прелестными куклами и другими игрушками. То-то радость детворе!

Токио. 26 февраля

Жизнь обходится чрезвычайно дорого. Одни чаевые чего стоят. Приходится оплачивать услуги, которыми даже и не пользуешься. В коридоре целая армия боев, несколько смен лифтовых барышень (у подъемной машины), посыльные и пр. – все, оказывается, когда-то и что-то делали.

Судя по письму Гуковского, в Омске настроение мажорное202. Газеты переполнены описанием торжества открытия сената203 и руганью по адресу Директории.

Никко. 3 марта

На улицах траурные флаги по поводу кончины корейского императора. Траур выражается в обмотке черной материей шариков на древках обыкновенных знамен и двумя черными лентами.

Сегодня праздник кукол – именины всех японских девочек. Решил использовать эту неделю на поездку в Никко, туда обыкновенно уезжают летом – спасаться от жары, но откладывать не хотелось.

Перед отъездом заезжал Ю.В. Ключников, бывший управляющий иностранными делами при Директории, один из идеологов переворота в пользу диктатуры. Сейчас тоже «добровольный» изгнанник, едущий во Францию с «научной целью». Поговорить не успели, меня ждал автомобиль, надо было спешить к поезду.

Шофер, подавший обыкновенное расхлябанное «такси», заломил 3 иены за 15 минут езды. Как много здесь лишних денег!

В вагоне 1-го класса оказались я и два японца, по-видимому, купцы, одетые в чудесные шелковые кимоно. Оба, судя по веселому разговору, довольны своими делами. В вагоне страшная духота, до 24° Цельсия. Утешался, что по Реомюру будет меньше. Тем не менее сильно разболелась голова.

По сторонам ничего любопытного, чудесно разделанные поля, перелески, все как и везде в Японии.

В Никко прибыли в совершенной темноте. В окно всунулись два фонаря: один с надписью отель «Никко», другой – отель «Капауа». Выбрал «Никко», к великому удовольствию владельца фонаря.

Через четверть часа был в отеле. Первое ощущение погреба; предоставленный мне номер – настоящий ледник, к счастью, оказалась железная печь. После уютного токийского помещения все показалось очень плохим. Несколько минут провел в размышлении, что схватишь в этом холодильнике – воспаление легких, инфлюэнцу или насморк? Перекусив, нашел комнату более сносной, весело горело электричество, печка тоже делала свое дело.

Плата: комната и полный пансион 61/2 иены. Оказалось, что я единственный жилец в отеле. Для любителя уединения это неплохо. Среди почти мертвой тишины подумал, что и шум имеет свою прелесть. Заказал разбудить себя в 7 часов утра204.

Никко. 4 марта

Спал скверно. В комнате отчаянный холод, долго боролся, в какую сторону выпрыгнуть из-под одеяла. Но в печке разгорелись угли, через окно глядел дивный солнечный день, и все разом исправилось.

В 8 часов мой гид (проводник) ждал уже меня внизу. Он довольно скверно говорит по-английски, я не лучше, с трудом друг друга понимаем; это имеет и хорошую сторону – не очень мешает размышлять и наблюдать, а наблюдать есть что.

При солнечном освещении окрестности Никко действительно очень красивы. Снежная вершина Нантай-сан (здесь все «сан» – господин, даже гора) господствует над окружающим, все ближайшие склоны покрыты чудесными вековыми криптомериями, внизу бурлит и пенится быстрая горная речка Дайягава, в которую каскадами падают воды с окружающих холмов. Осмотр храмов и мавзолеев Иеясу, основателя династии Токугава, одного из могущественнейших сёгунов Японии, и его внука Иемицу, с чего начался сегодняшний день, доставил редкое удовольствие.

Храмы действительно изумительны. Красота линий, художественная простота и редкое изящество деталей поразительны. Китайское зодчество, перенесенное с буддизмом, нашло здесь на редкость благодарную обстановку.

Лакированные в натуральные, преимущественно в красные цвета постройки чудесно гармонируют с могучими вековыми криптомериями, покрывающими холмы, по которым расположены храмы.

Чудесен барельеф над главным входом в храм – изображающий прием посетителей китайским императором.

Особенно хороши фрески: невиданные, но чрезвычайно живописные птицы, рыбы, растения, цветы. Великолепные кины (стражи в виде чудовищ) у ворот храмов, доги (собаки) и исключительный шедевр – спящий кот и макаки (обязьяны). Кот действительно спит. Макаки полны жизни и движения.

К могилам знаменитых сёгунов, находящимся на высоких холмах, ведут большие каменные лестницы – до 20 ступеней. По сторонам чудесные 200–300-летние криптомерии. Перед могилами бронзовые храмы и такие же ворота.