День луны - Чингиз Абдуллаев

Не забывай об этом. Мы с тобой отвечаем и за их жизни тоже.

— Вы хотите, чтобы я прокладывал курс на Либерию?

— Я хочу, чтобы ты все время думал о наших пассажирах,Хосе. Это очень важно.

— Они убили Мануэля.

— Я помню.

— И вы хотите им помогать?

— Я хочу спасти жизни наших пассажиров.

— Но вы им помогаете.

— Абстрактный героизм, Хосе, хуже всего.

Нельзя быть героем за чужой счет.

— Речь идет и о наших жизнях, — повысил голосХосе.

— Речь идет о людях, — возразил командиркорабля, — я отвечаю за их жизни, пока я командир авиалайнера. Значит,берем курс на Монрови.

— Хорошо, — обиделся второй пилот.

— Хосе, — позвал его через минуту командир.

— Да, капитан.

— Когда первый террорист вошел в кабину, он посмотрелна приборы. Я видел его взгляд, Хосе. Он профессиональный летчик. Это сразучувствуется. Он смотрел на основные приборы.

Высота, скорость, курс. Он знал, куда нужно смотреть. И этотзнает. Может, он не знает испанского языка, но, если я начну передаватьсообщение, он сразу поймет.

— Я понял, командир.

В кабину вошел Альберта, показавший Виктору, чтобы тот вышелотсюда. Виктор, вздохнув, вышел из кабины. Ему порядком надоел испанский язык,на котором говорили пилоты и в котором он понимал всего несколько слов.

В салоне бизнес-класса его ждал Переда.

Самолеты, совершавшие рейсы в Кению, обычно имели двасалона: бизнес-класса и экономкласса. В первом салоне традиционно размещалисьпассажиры бизнес-класса. Переда сидел на последнем сиденье, положив автоматрядом с собой. Виктор подошел к нему, сел в кресло.

— Наша влюбленная парочка удобно устроилась в другомсалоне, — усмехнулся Переда, — я, правда, предупредил, чтобы ониследили за пассажирами, а не друг за другом. Ну как там наши пилоты?

— Болтают как заведенные.

— Это нервная реакция, — усмехнулся Переда, —я когда в первый раз увидел убитого, весь день плакал. А потом ничего, пришел всебя. И все было нормально.

— Когда мы будем в Либерии?

— По моим расчетам, часа через полтора.

Пока все идет нормально, Виктор. Главное — вовремя сесть.Через полчаса, когда пересечем границу Гвинеи, нужно будет объяснить Барселоне,куда именно мы летим. Они должны знать, что мы захватили самолет.

— Как у наших там, в Москве? — спросил Виктор.

— Не знаю. Мы договорились звонить только точно повремени. И не разговаривать.

Я звоню каждые два часа и спрашиваю какую-нибудь аптеку илибиблиотеку. Если мне говорят, что я не туда попал, значит, все в порядке.

Если говорят, что я ошибся, значит, конец. Но пока все идетнормально. Твой сотовый телефон работает здорово. Это гениальное изобретение,такие вот телефоны. Можно говорить из самолета, из Африки, из Антарктиды.Просто гениально. Это уже двадцать первый век, Виктор. Мы сегодня приближаемдвадцать первый век.

«Какой-то он слишком восторженный, — неприязненноподумал Виктор. — Может, из-за близости завершения всей операции и радостиобладания гигантскими суммами он так волнуется?» И словно в ответ на его мыслиПереда вдруг сказал:

— У меня ведь было тяжелое детство, Виктор. Насвывозили под бомбами самолетов Франко, под взрывы наших домов. Мы всеофициально стали сиротами уже в десять лет. Государство взяло нас под своюопеку. А когда вместо одной мамы у тебя сто разных мам и все тебя ненавидят, тыпоневоле начинаешь ненавидеть весь мир. Вот что я тебе скажу, Виктор.

Самые мрачные мои воспоминания — это мое пребывание вдетском доме. Я еще тогда почти совсем не знал русского языка. Меня называлинемцем и дразнили. А когда я пытался доказать, что это не так, меня били.Знаешь, как могут бить озлобленные войной детдомовцы, потерявшие родителей,зачастую убитых у них на глазах. Мы были обозлены на весь мир. Как менябили! — Он покачал головой. — А потом я научился их бить и сталдавать сдачи — Но воспоминания о моих унижениях сохранились на всю жизнь. Это вкнигах глупости разные пишут, что, пройдя через страдания и боль, человекстановится лучше и чище. Ничего подобного. Чем больше страданий, тем ужаснеечеловек. Тем более ожесточается его душа.

Бедный сирота никогда не станет лордом. Даже в королевскомдворце он будет помнить о своем унижении и мстить всему человечеству — Виктормолчал, ошеломленный речью Переды. — Мне с трудом разрешили поступить влетное училище, — продолжал Переда, — и то только потому, что тогда вгазете «Правда» была напечатана статья о моем отце, героически погибшемиспанском коммунисте. После статьи мне разрешили стать летчиком, но летал ятолько на внутренних линиях. Я был советским гражданином, но испанскогопроисхождения. И поэтому меня никуда не пускали. А когда впервые я попал вИспанию десять лет назад, то просто испугался. После пустых прилавков у насвидеть такое изобилие… И тогда я понял, что меня уже ничего неостановит. — Он почесал подбородок, сминая свою короткую бородку, изакончил: — И тогда я понял, что должен сделать все, чтобы вырваться из этогодерьма.

Чтобы вырваться и стать человеком. А человеком в этом миреможно стать, только имея доллары в кармане. Без денег в этом мире ты ноль.

Ноль без палочки. С деньгами ты палочка.

И чем больше у тебя денег, тем выше твоя палочка.

Проходившая мимо симпатичная стюардесса, стараясь несмотреть на них, пронесла поднос с кофе дальше.

— Стой, — приказал вдруг Переда, — вернисьобратно.

Все пассажиры первого салона начали оборачиваться.

— Всем смотреть прямо, — закричал Переда, —никому не оборачиваться!

Девушка подошла к нему.

— Мы тоже хотим кофе, — громко сказал Переда.Девушка наклонилась, протягивая чашечку кофе. Переда смотрел ей в глаза. Онасама открыла его столик и поставила туда одну чашку, затем вторую. У нее наподносе осталась третья.

— Еще, — сказал Переда, глядя ей в глаза.

Она поставила и третью чашечку. Выпрямилась, чтобы уйти.

— Стой, — приказал Переда, не отрывая от нее глаз.Он взял пистолет и поднес его совсем близко к лицу девушки. Та стояла, замерев,только капельки пота на верхней губе выдавали ее волнение. Переда медленнопровел пистолетом по ее телу, чуть надавил на ее выступающую грудь, провелоружие дальше. Виктор с интересом следил. Переда спускал пистолет ниже, победру, по ноге. Дошел до края юбки, заканчивающейся чуть выше колен. Онпопрежнему смотрел в глаза девушки. Чуть-чуть приподнял край юбки. — Вследующий раз, — неприятно улыбаясь, сказал Переда, — кофе в первуюочередь будешь носить нам.