Ведьма княгини - Симона Вилар

— Вы пришли в лес с оружием и местью, хоробры, но по пути вы уже не раз бывали в селищах древлян, вы общались с их жителями. И разве вы не поняли, что ваш приход они воспринимают не только как завоевание, но и с облегчением?

Он умолк на миг, дав присутствующим подумать о сказанном. Их тут, в крепком срубе, собралось достаточно, кто на скамьях сидел, кто на потемневших от грязи половицах. Варяги, русичи разных племен, бородатые, кто в доспехе, кто в кожаной куртке с бляхами, кто на манер тех же древлян шкуру на плечи накинул — все они являли собой грозную картину, но и какую-то расслабленную в этот миг. Может, потому, что во главе этого воинства стояла женщина, Ольга?

Ей одной вьделили почетное высокое место и покрыли скамью пушистой шкурой. Малкиня заговорил:

— Древлянский князь Мал совершил большую оплошность, воззвав к темным богам ради победы. Я не осуждаю его, я сам тогда был напуган и поддался на эту уловку. Но теперь я понимаю — так племя не спасти, а погубить можно. Теперь же нежить схлынула, древляне перестали бояться собственной тени, опять принялись ходить в леса да заниматься своими промыслами, опять их бабы стали рожать детей, а стариков можно хоронить с почетом, а не отдавать зверью и нелюдям на растерзание. Вот поэтому многие древляне и не видят особой беды в вашем приходе. Не все, конечно, многие доверчиво надеются, что их лесные витязи смогут отбиться от Руси, смогут, как встарь, стать отдельным диким племенем, живущим по своим законам, ну да то время уже прошло, теперь только неразумные да рьяные хотят погибнуть ради того, что они называют свободой. Те же, у кого мудрость и совет в селищах, скорее сообразят, что жить-то продолжать надо. И с такими вы вполне сможете сговориться. Конечно, я понимаю, что если вы победите, если погубите князя древлян, то обложите это племя данью пуще прежней. — Он посмотрел туда, где сидела Ольга, и она медленно и согласно кивнула. Ее лицо было сурово и непреклонно. Малкиня негромко вздохнул и продолжил: — Но все же сговориться и решить дело миром вы сможете. Это будет и вам во благо, и древлянам. А как вы с подобным справитесь… тут у кого сколько мудрости.

— На что это ты намекаешь, длиннополый! — резко вскинулся кто-то, но тут встала Ольга и подняла руку, требуя слова.

— В том, что сказал этот ведун, есть своя правда. Поэтому, думаю, стоит попробовать пройтись по окрестным селищам. Проводников сами древляне готовы дать, я с ними разговаривала. Но я никому не возбраняю поступать так, как того от него потребует положение. Где силком, а где и милком вы сможете распространить свою власть. Но одно потребую: как только кроны начнут желтеть, как волхвы объявят время отмечать день матери Макоши[99]— возвращайтесь сюда. А там, — и да помогут нам боги! — и на Искоростень пойдем. Ибо пока мы не убьем Мала Древлянского, у древлян будет за кого сражаться. А я не получу успокоения и не буду считать мужа своего окончательно отмщенным.

При последних ее словах воеводы почтительно опустили головы, но и потом никто не возражал. Тем, кто жаждал войны, княгиня предложила только ее отсрочку, тем, кто хотел обойтись малой кровью, — она давала на это шанс. Даже почтенный боярин Асмунд похвалил ее решение, а к слову первого советника Игоря многие прислушивались.

Потом они долго изучали нарисованную на большом куске телячьей кожи карту, обсуждали, кто куда и с какими силами тронется, кто кого возьмет в проводники, рассматривали пути по рекам и ручьям, где можно было пройти, не заплутав в чаще. Было решено, что часть войска двинется на полуночь хоть до самой Припяти, их возглавит воевода черниговский Претич, а другую рать, которую поведет Свенельд, они направят на полудень вдоль границы, хоть до истока реки Тетерев, а там… будет время, пусть идут далее, а нет, — их тут ждут. Еще немалые силы — в основном из варягов и киевской дружины Асмунда, было решено оставить вместе с Ольгой и маленьким Святославом: как для охраны, так и для вырубки леса в широкую просеку к киевским заставам, чтобы было откуда ждать пополнения и подвозить провиант. На том, чтобы именно Асмунд остался, настоял Свенельд, но да ему и не перечил особо никто. Старый воевода — он хоть опытен, но уже и стар, ему сидеть да лад наводить легче, чем рыскать по чащам.

Только Малкиня знал, отчего Свенельд так старается оставить старого соратника Игоря на месте. На другой день, когда Свенельд выезжал, Малкиня поблагодарил его за эту предосторожность. Нечего христианину развеивать последнее лесное чародейство верой, а заодно изничтожать места, где могут бить источники живой и мертвой воды. Последнее для Свенельда много значило, потому он и верного Стоюна оставил при Ольге, строго-настрого повелев тому оберегать правительницу, а наделе просто удерживая принявшего христианство друга в стороне.

Малкиня сам вызвался быть проводником в отрядах Свенельда. А варяг по-своему даже позаботился о древлянине, велев выдать тому крепкий щит да приказав охранять, если стычка в лесах случится. И все же Малкиня угадал и еще кой-какие мысли варяга, ответил невозмутимо:

— Ты сам не понял еще, Свенельд, что поручил мне заботу о Малфриде. Но не волнуйся, по всем приметам ее срок родить раньше Макошиного дня навряд ли наступит. Ну а что она с ребеночком задумала сделать… Она с собой оберег Кощея таскает, вот и уразумей, за что ей темный колдун такой силы оберег дал.

Свенельда передернуло от отвращения. И что ему до того дитяти? Но все же отчего-то считал, что стоит за ней приглядывать. Странная она. Странная и страшная. Но он все же женой ее назвал. Вот и нужно было, чтобы кто-то присмотрел за ведьмой. Лучше Малкини на эту роль никто не подходил. Ну да до Макошиного дня так до Макошиного.

И он заставил себя думать о другом.

Свенельд стоял так высоко, что Малкиня при нем был не более чем просто проводник. Если не учесть того, что с ним было интересно. Вот и ехали сквозь чащи рядом, Малкиня вглядывался в лес, указывал путь, ему даже коня выдали, чтобы быстрее двигаться. А Малкиня умел находить такие пути-лазейки, где и конники проехать могли. Гуськом, правда, один за другим, но все же пробирались.

Малкиня вызвался быть провожатым у Свенельда потому, что понял: если кто и сможет сговориться с лесными древлянами, то только этот варяг. И действительно, в первых же селищах, куда неожиданно для местных нагрянуло это длинное, вьющееся змеей воинство из леса, Свенельд не стал никого рубить или мучить, наоборот, сказал, что везут с собой достаточно провианта, чтобы не обременять поселян прокормом войска более того, чем закон Рода гостеприимного повелевает. Так он и воззвал к совести самих древлян, какие по давней традиции обязаны были угостить пришельцев, и показал, что намерения у русичей самые мирные. Вечером, когда в это же селище явились старшины из окрестных поселений, Свенельд так и сказал на сходке, что не тронет никого, кто не проявит вражды. Правда, и не таил того, что после войны древлянам придется выплачивать положенное… или поболее положенного. Ведь опять же восстали, пусть теперь на себя пеняют.

Подобная откровенность посадника была очередной хитростью: мол, вон каков я, ничего от вас не утаиваю, но и зла не желаю. Малкиня же просто глох от радостных помыслов старост древлянских, надеявшихся выслужиться перед варягом, а там… Там еще неведомо, как Доля с Недолей схлестнутся и что судьба принесет. Пока же они угощали русичей лесным медом, подносили к столам плоды, какие удалось собрать с репищ[100], древлянки выносили витязям кадушки со свежеквашеной капустой, благо, что как раз было время капустницы[101], и все избы в селищах будто источали этот кисловато-пряный аромат квашенины. Ну и есть обычай: того, с кем трапезничал за одним столом, — трогать не полагается. Значит, перемирие пока у них, значит, ладить будут.