Ведьма княгини - Симона Вилар

Несмотря на то что Ольга возвысила ведьму, в глубине души они приязни друг к дружке не испытывали. Некогда напуганная угрозой темного чародейства Ольга прибежала к древлянской ведьме за помощью, с готовностью слушалась ее, ибо то, что предлагала ведьма, было близко и желаниям самой княгини: месть и унижение древлянских послов, обман их ожиданий, затяжка переговоров, пока в Киеве собирались силы. Ольга даже по совету Малфриды согласилась поехать невестой к Малу, так как ведьма сказала, что прежде всего надо справить тризну по убиенному князю. И вот теперь… Теперь чар больше не было. Так что пусть Малфрида прекратит свои страшилки вещать.

В лесу опять стало тихо, ветер исчез, как и начался — в миг един. И ничего, опять тихо. Чего бояться: вон какое воинство под рукой Ольги, вон как они огородились частоколом, столько дозорных поставили. Свенельд говорил, что следующая их стоянка будет в Малино, усадьбе самого Мала Древлянского. А оттуда и до Искоростеня рукой подать.

Ольга так и сказала об этом Малфриде, но та ответила странно:

— Искоростень надо брать только, когда все окрестные земли древлянские тебе подвластны станут, государыня. Иначе пока твои соколы на град будут целиться, их в кольцо племя возьмет и ударит со спины.

Княгиня подумала и согласилась. Каковы эти люди из леса — она уже поняла. Они древляне, дикое, злое племя, какое ей надо склонить к полному повиновению… или уничтожить!

— Ну и как ты предполагаешь сладить с твоими соплеменниками?

— Сладить? Ну, уж это не мне надо думать. Ты у нас правительница, тебе и решать.

Ушла, лишь на миг мелькнула полоска света, когда она приподняла занавешивающую проем двери шкуру. Ольга осталась стоять, не спалось, муторно на душе было. Думала, что завтра надо все же совет скликать да обговорить с воеводами, как дальше вести войну. Да и про то, что Малфрида посоветовала, следовало сказать. Причем сперва Свенельду. Он тут посадником не один год был, знает, как с древлянами держаться.

Так и сделала поутру. Правда, не сказала, что от Малфриды совет получила, за свой выдала. Но сперва выслушала, что иные скажут, молчала, пока они рвали глотки, крича, что будут идти через леса и сражаться всякий раз, как опасность нагрянет. Потом сама слово взяла.

— Все вы умелые витязи, хоробры, но, думаю, уже поняли, что многих можем потерять, если и дальше так пойдет. Со степняками вы сражаться умеете, битвы на воде и в чистом поле всегда несли вам победу, но и древляне то знают. А вот идти так, под мелкими укусами лесных воителей, для нас не сладко. Поэтому я предлагаю не двигаться прямо сейчас на Искоростень, а взять сперва под свою руку древлянские поселения вдоль границ с Русью.

— Госпожа хочет, чтобы мы вырезали все окрестные селища, чтобы лесным набезчикам негде было находить помощь? — спросил один из ярлов от смолян.

— Так нельзя поступить, — резко вскинулся Свенельд. — Убить и разорить, пограбить и опустошить — не нужно Руси. Руси нужно племя, какое приносило бы дань, а не просто безлюдье, где неизвестно что может завестись.

— Ты говоришь так, Свенельд, потому что желаешь вернуть свой пост посадника в этой земле, — ответили ему.

— Но Свенельд и прав в чем-то, — заметила княгиня, задумчиво теребя одну из жемчужных подвесок у лица. — Уничтожить целое племя мы не сможем, да и ни к чему это. Это говорю вам я, которая как никто пострадала от древлян. Но я не просто мстительница, я еще и княгиня Руси. А древляне со времен Олега Вещего считались русским племенем. Так что, возможно, тех из древлян, кто и далее проявит к нам непокорность, мы должны будем уничтожить, — она чуть кивнула в сторону слушавших ее варягов. Но потом повернулась к Свенельду и продолжила: — Тех же, которые просто втянуты в наши распри с Малом, но готовы принять власть Руси, мы обязаны убедить, что они не пострадают. Пусть же только не вмешиваются в нашу войну, вот и сохранят свои головы.

Какое-то время ее воины молчали. Они были готовы сражаться, это их работа, их заработок и их слава. Но вести переговоры с дикими древлянами — много ли в том корысти для смелых? Однако Ольга напомнила, как во время переговоров Игоря с Византией витязи неожиданно согласились не идти на сечу, а получить откупную и избежать сражения. И она пообещала, что если древлянское племя не обезлюдеет, а останется в составе Руси, она четверть дани с племени отдаст воинам и будет отдавать ее им каждое лето в течение пяти солнцеворотов.

После ее слов установилось молчание. Кое-кто хмурился, а недовольно или от раздумья, Ольга не ведала. Но она заметила, как на нее смотрит Асмунд. Старый воин редко улыбался, но сейчас глаза его лучились теплом и одобрением.

«Небось думает, что это на меня так повлияли беседы с попом Григорием о милосердии и грехе смертоубийства», — усмехнулась про себя княгиня. И сама себя постаралась уверить — ничего подобного. Ибо боялась признаться, что речи христианина Григория о муках за грехи после смерти ее и впрямь напугали. Ведь убиенные ею послы, ведь порезанные по ее наказу бояре древлянские на тризне — они по-прежнему снились ей по ночам. Это было… мерзко было.

Постепенно воеводы опять загомонили. Кто-то находил, что может так и получиться, как предлагала Ольга. Иные по-прежнему считали, что нужно идти в леса и уничтожать села, уводить людей в полон, а на месте селений оставлять лишь пепелища, чтобы лесным отрядам негде было получать укрытие и провиант. Были и такие, кто предлагал упредить местных, чтобы сообщили в леса своим, что за каждого убитого из засады русича они будут убивать в каждом селище по десятку их соплеменников-древлян. Но в итоге все опять сошлись на, том, что пока они станут таскаться по лесам, так и до Корочуна[98]можно тут увязнуть, а еще неизвестно, что тут творится в это время, когда нечисть особенно сильна. Да так можно и дождаться, что к Малу Древлянскому придет подкрепление от волынян — а это сильные дружины. Уже не говоря о том, что не следует долго держать в лесах такое отборное воинство, когда и иных врагов у Руси хватает.

И тут вдруг вышел вперед пленный волхв Малкиня, слова попросил.

Этого древлянского волхва по какой-то странной прихоти Свенельда не держали связанным, не охраняли, но ведь и впрямь складывалось впечатление, что Малкиня не спешит к своим. Он ехал в обозе, и, как отметили некоторые, во время своих нападений древляне особенно старались уничтожить волхва, даже осмелились на вылазку из леса, рванись к нему — то ли убить, то ли освободить. Скорее убить, так как воз, за которым успел схорониться Малкиня, почти весь был утыкан древлянскими стрелами. Тогда-то Свенельд и повелел выдать служителю доспех, а Стоюну и еще одному варягу оберегать заложника. Что же до того, что Малкиня не уйдет к своим, Свенельд понял, заметив, как тот приглядывает за Малфридой, заботится о ней услужливо, как иная бабка-нянька. Свенельда это и злило… и успокаивало одновременно. Он знал, что лучшего стража для его беременной жены не найти. Да и как будто что-то нравилось ему в Малкине. Этот ведун был из тех людей, с которыми Свенельду было интересно, в которых он угадывал ту внутреннюю силу, какая может выступить и против рати. И сейчас, когда Малкиня, пленный и словно бы не смевший являться на сбор воевод, вдруг так решительно выступил вперед, Свенельд тоже поднял руку, призывая к тишине, дабы послушать, что скажет этот высокий тонкий парень в кольчуге поверх темною истрепанного одеяния волхва.