Записки успешного манагера - Эмилия Прыткина

Неожиданно она поинтересовалась, не пишу ли я маслом? Видимо, о моих акварельных рисунках Олег тоже проболтался. Маслом я не писала, зато с гордостью рассказала о том, что в роду нашем было много талантливых людей, в том числе художники, один из которых зарыл свой талант глубоко в землю и стал сапожником, другой, недавно вышедший из психушки, в редкие минуты проблеска сознания рисует исключительно китайцев, поскольку некогда побывал у них в плену, а третья, не имея ни грамма таланта, умудрилась стать членом Союза художников Армении и весьма уважаемой дамой.

Изольда Леонидовна нахмурила брови и снова начала покашливать. Чтобы сменить пластинку, Олег решил перевести беседу в поэтическое русло, и я даже рассказала про пресловутый конкурс «Оратор года», на котором была признана лучшим чтецом. Она вздернула брови и попросила что-нибудь прочитать. Я обрадовалась безмерно, ибо читать стихи могу до полного изнеможения, а выпив бокал-другой хорошего вина, так хоть до утра. Начала я, естественно, с Бродского: «Кажинный раз на этом самом месте я вспоминаю о своей невесте?», а опомнилась, когда Олег начал дергать меня за рукав. Как выяснилось потом, за это время я умудрилась прочесть «Любовную песнь Иванова», «Мотылька» и даже «Ночь. Камера. Волчок/хуярит прямо мне в зрачок» (последнее не помню, хоть убейте, видимо, пребывала в поэтическом экстазе).

Изольда Леонидовна снова закашлялась и спросила, не было ли в нашем роду преступников.

— Нет, — гордо ответила я. — Только национальные герои и узники концлагерей.

Про дядьку, зарЭзавшего свою жену, я не упомянула.

Желая хоть чем-то обрадовать Изольду Леонидовну, я гордо сообщила, что в институте была одной из лучших на курсе и собираюсь продолжить свое образование в Харькове, как только получу гражданство. Изольда Леонидовна одобрительно покачала головой и спросила, какие предметы я любила больше всего. Я хищно улыбнулась и выдала:

— Судебная экспертиза и судебная психиатрия! Из девушек, кроме меня, в морг никто не ходил, все боялись!

Ужин закончился, и Изольда Леонидовна попросила сына оставить нас наедине.

И мне в о-о-очень интеллигентной, завуалированной форме было сказано, что:

1. Я простушка и авантюристка.

2. Мы с Олегом очень разные люди.

3. Она искренне сожалеет, но я, скорее всего, не смогу стать членом их семьи.

Сообразив, что терять уже нечего, и порядком подустав от всех мамаш, которые макали меня в дерьмо, я решила отыграться на Изольде Леонидовне, затянулась сигаретой, пустила дым ей в лицо и изрекла:

— Ну и стерва же вы, мамо! Идите вы на хуй со своими манерами!

Надо ли говорить, что двери этого дома закрылись для меня навсегда. И все же есть некая высшая справедливость. Утомленный нравоучениями мамочки, Олег женился спустя два года, и Изольда Леонидовна, встретив меня в парке, даже поплакалась мне в жилетку:

— Уж лучше бы он на тебе женился, деточка! Ты хоть не такая страшненькая!

Из ее уст это звучало как похвала.

Посмотрела, сколько человек внесли меня в друзья: уже двести пятьдесят.

Бросила взгляд на Швидко, с горя пошла и купила себе брюки. Принесла в офис — померила: брюки мне узки и коротки. Отправилась менять. Продавщица сказала, что такого фасона больше нет, а купленный товар возврату не подлежит. Намекнула ей, что знаю закон о защите прав потребителей, и добавила, что работаю в очень интересной организации, которая как раз занимается проблемами подобного рода и способами их решения.

— Давайте мы вам что-нибудь другое подберем — я уже сдала деньги директору и не могу вернуть их сегодня.

Стали подбирать. Перемеряла весь ассортимент магазина, благо никто не фыркал, а наоборот, вокруг меня носились продавщицы с брюками всевозможных фасонов и окрасок.

— Я бы вот эти джинсы купила, — сказала я, остановив свой выбор на более или менее приличных. — Но мне бы хотелось, чтобы они были как будто потертые и немного рваные, как те, которые мне коротки, а так не возьму.

— Сейчас организуем, — ответила продавщица, достала из-под прилавка кирпич и стала натирать джинсы. — Мы, вообще-то, этой технологии никому не показываем, но раз такое дело…

Через полчаса я приобрела потертые джинсы с рваными коленками и еще маечку в придачу (на разницу, которая осталась).

— Слушайте, а вы все джинсы так натираете? — спросила я.

— Ага.

— То есть ненатертые и нерваные стоят дешевле, а те, которые вы порвали, дороже?

— Конечно, я же старалась, — невозмутимо ответила продавщица.

Напялила на себя новые джинсы, майку и пошла на работу. Новый прикид оценили все, даже Швидко, который сказал, что в этих джинсах у меня очень сексапильная задница.

«Кобель хренов», — подумала я, но промолчала.

Пошла к техническому дизайнеру и поинтересовалась, когда будут готовы новые эскизы.

— Через пять минут отправлю.

— Жду. — Я села за компьютер.

Пришла Мимозина и сказала, что срочно надо придумывать идею сайта для господина Аббаса, деньги за него уже заплачены.

— Предложи что-нибудь модное, стильное, — зевнула она.

— Угу, — ответила я.

Мишкин ругается с фотографом. Вчера весь вечер он снимал бутылки на выставке антикварного стекла для буклета какой-то американской компании, а потом забыл перекинуть снимки на компьютер. Мишкин понес камеру домой, стер все записи и стал щелкать свой кошачий выводок. Где брать теперь бутылки, непонятно, потому что выставка закончилась.

— А бутылки обязательно должны быть старинными? — спросила Мимозина.

— Да, я уже клиенту пообещал, — ответил Мишкин.

— Делов-то, — фыркнул фотограф и куда-то исчез.

Через десять минут он прибежал с грязной бутылкой из-под пива и стеклянной уткой для лежачих больных. Где он их откопал — непонятно, но бутылка вся в грязи и с треснувшим горлышком, а утка какого-то подозрительного желто-коричневого цвета, не иначе времен Великой Отечественной войны.

— Вот, чем не антиквариат? На свалке возле больницы нашел, — гордо произнес фотограф, вытирая свои находки краем рукава. — Снимем как надо, коллажиков наделаем, кто догадается?

— Ты думаешь, у них в Америке больным подают что-то другое? — засомневался Мишкин.

— Да крест на пузе, такое уродство могли только наши придумать, — не унимался фотограф.

— Ну ладно, снимай, — согласился Мишкин. — Может, и прокатит.

— К тому же, — заметил фотограф, — может, этой уткой пользовался сам маршал Жуков!

— Вася Пупкин им пользовался, — усмехнулся арт-директор.