Полмира - Джо Аберкромби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Герцог Микедас тоже был слишком силен, и посмотри, что с ним сталось – ни власти, ни даже целой черепушки.
Она прищурилась еще сильнее.
– Король Атиль никогда на это не пойдет.
– Я сам разберусь с королем Атилем.
Но она не сдавалась:
– Гром-гиль-Горм никогда на это не пойдет.
– Ты недооцениваешь себя, мать Скейр. Я вот не сомневаюсь в твоих способностях к убеждению.
Глаза ее превратились в ярко-голубые щелки:
– Ну уж с тобой мне здесь не сравниться, отец Ярви.
И вдруг она распахнула глаза и сунула руку сквозь решетки – да так быстро, что Бранд отшатнулся и едва не выронил факел.
– Принимаю твое предложение.
Отец Ярви взял ее за руку, а она с неожиданной силой дернула его к себе:
– Но ты же понимаешь – я ничего не могу обещать.
– Меня теперь не очень интересуют обещания. Если хочешь привлечь кого-то на свою сторону, предложи ему желаемое, а не заставляй клясться.
И Ярви выдернул руку:
– На Священной скоро похолодает – осень. Я припасу теплой одежды.
Потом они вместе шагали через темноту, и отец Ярви положил Бранду руку на плечо:
– Ты молодец.
– Да я ж вообще ничего не сказал!
– Нет, не сказал. Но умный знает, когда нужно молчать, а когда говорить. Ты удивишься, сколько умных людей не в состоянии постичь эту простую вещь.
Сумаэль ждала их у дверей.
– Ну что, получил, что хотел?
Ярви остановился перед ней.
– Я получил все, что хотел, и больше, чем заслужил. И теперь, похоже, время оставить все это и пуститься в путь.
– С судьбой не поспоришь.
– Это точно.
– Ты мог бы остаться.
– Ты могла бы поехать.
– Но в конце концов мы просто те, кто мы есть. Я – советница при Императрице.
– А я – Служитель при короле. Каждый из нас несет свою ношу.
Сумаэль улыбнулась:
– И если тебе нужно взвалить на себя груз…
– Взваливай, а не скули.
– Я буду скучать по тебе, Ярви.
– Я лучшую половину себя оставляю здесь…
И они смотрели и смотрели друг другу в глаза, а потом Сумаэль длинно выдохнула:
– Удачи тебе. И доброго пути.
И зашагала прочь, гордо развернув плечи.
Лицо отца Ярви странно исказилось, и он привалился к двери, словно ноги его не держали. Бранд хотел даже предложить ему руку – ну, опереться, но умный знает, когда молчать, а когда говорить. И вскоре Служитель взял себя в руки без посторонней помощи.
– Собирай команду, Бранд, – сказал он. – У нас впереди долгий путь.
Колючка осторожно, почти нежно втащила весло на палубу и погладила отполированное до блеска дерево последний раз:
– Прощай, мой друг.
Весло, впрочем, не проявило никаких ответных чувств, и с прощальным вздохом она подхватила свой бренчащий рундук и выпрыгнула на причал.
Мать Солнце улыбалась Торлбю с высокого ясного неба, и Колючка запрокинула голову и прикрыла глаза, наслаждаясь соленым бризом – тот нежно целовал ее исполосованные шрамами щеки.
– Вот это, я понимаю, погода, – прошептала она, припоминая удушающую жару Первогорода.
Ральф как раз привязывал носовой конец. Старый кормчий поглядел на нее и покачал лысой головой:
– Смотри-ка, а ведь совсем недавно сидела у меня за задним веслом – а как выросла. И я не только про рост говорю…
– И превратилась из девочки в женщину, – сообщил отец Ярви, выбираясь с палубы «Южного ветра».
– А из женщины в героя, – сказал Доздувой, прихватывая Колючку в медвежьи объятия. – Помнишь, как те тровенцы пели про тебя песню на Священной? Дьяволица, что положила десять мужей и спасла Императрицу Юга! Женщина, чье дыхание подобно огню, а взгляд – молнии!
– А хвост – подобен змее! – поддержал Фрор, подмигнув ей здоровым глазом.
– Скоко ни смотрел на твою задницу, – заметил Колл, – хвоста не видел! Ой!
Мать треснула его по голове.
Доздувой все еще посмеивался, вспоминая песню тровенцев:
– А как у них рожи вытянулись, когда поняли, что вот она ты, перед ними сидишь!
– А тогда они стали упрашивать тебя выйти на поединок с ними! – Ральф тоже рассмеялся. – Идиоты…
– Ну, мы ж честно предупреждали, – проворчал Фрор. – Что ты сказала им, Сафрит?
– Что, может, огнем она не плюется, но обжечь может.
– И она надрала им их белые задницы! Одному за другим! И скинула их капитана в реку! – проорал Колл, вспрыгнул на леер и пошел по нему, раскинув руки, как заправский канатоходец.
– Хорошо, что он не потонул – замерзло же все, – заметил Ральф.
День был теплый, но Колючка поежилась:
– Боги, как же холодно было на этой Священной…
Да, река рано замерзла. Сначала льдины хрустели под килем «Южного ветра», а в неделе пути от верхних волоков река встала намертво. Так что они вытащили корабль на берег и снова превратили его в дом. И прожили там, сбившись, как стадо в зимней овчарне, два морозных месяца.
Колючка продолжила тренироваться – так же усердно, словно Скифр была тут и выкрикивала команды. А может, даже усерднее. Она дралась с Доздувоем, Фрором, Коллом и Ральфом, и хотя видела, что Бранд внимательно наблюдает за поединками, никогда не обращалась к нему.
Она по-прежнему просыпалась на рассвете – в час, когда ее будила Скифр. А может, даже раньше. Она открывала глаза и сквозь пар собственного дыхания смотрела на него. Он спал, грудь медленно приподнималась дыханием, и ей до смерти хотелось прилечь рядом и прижаться к нему – для тепла. Как они это всегда делали. А вместо этого она усилием воли выпихивала себя в ледяное утро и, сцепив зубы от боли в ноге, бежала по снежной белой пустыне. Эльфий браслет полыхал белым морозным светом на ее запястье, и вокруг не было ни души – только поднималась к белому бескрайнему небу одинокая струйка дыма от их лагерного костра.
Она получила, что хотела. О чем мечтала. Что бы там ни говорили Хуннан и ему подобные, она доказала, что она – воин, заслужила почетное место на ладье Служителя. Воин, о чьих подвигах поют песни. Она отправила в Последнюю дверь дюжину человек. Получила из рук самой могущественной женщины в мире бесценную награду. И вот теперь она пожинала плоды своих побед.
Одиночество. Тысячи и тысячи миль ледяной пустоты вокруг.