Портрет второй жены - Анна Берсенева

«Граждане провожающие, – прервалась песня по поездному радио, – проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих».

Как всегда, показалось, что поезд стоит на месте, а перрон плывет мимо, увлекая за собою толпу людей с их прощальными криками, воздушными поцелуями, улыбками и слезами.

Лиза долго стояла в коридоре, пока проводница собирала билеты, разносила чай. Мелькали за окном последние станции метро – «Фили», «Кунцево». Поезд набрал наконец скорость, покидая Москву.

Свое легкое демисезонное пальто непрактичного светло-зеленого цвета Лиза сняла машинально и тут только вздрогнула, ощутив, как промокла, как липнет к телу тонкая блузка, под которую затекли снежные ручейки. Но холода она не чувствовала, ей даже не пришло в голову выпить горячего чая. Не от холода начали выбивать мелкую дробь ее зубы.

– Девушка, вам что, плохо? – спросила проводница, заглянув в открытую дверь купе. – Простыли? Вы ляжьте, ляжьте, чего вы сидите!

– Нет-нет, спасибо, ничего, – ответила Лиза, вздрогнув от звуков собственного голоса.

– А то аспирин принесу, хотите?

Лиза отказалась, и проводница ушла. Она была совсем молоденькая и ездила недавно, но уже привыкла не удивляться странностям пассажиров.

Лиза посмотрела на часы, но так и не поняла, который час. За окном стояла тьма позднего февральского вечера, изредка сверкали огоньки полустанков. Их мелькание постепенно слилось в ее воспаленном сознании в какой-то неясный гул, словно эти огоньки были живыми, разговаривали с нею и даже плакали в темноте, а сама она не могла плакать.

В голове ее мелькали обрывки мыслей, воспоминаний – все об одном, все о нем! Отчего получилось так, отчего судьба обошлась с нею так жестоко? Лиза никогда не думала о том, чтобы более прочно связать свою жизнь с Юрой, ей в голову не приходило требовать от него этого. Но видеть его, любить его, быть счастливой в каждое мгновение, которое они проводили вместе, – неужели и это слишком много для того, чтобы осуществиться въявь? И тут же она вспоминала слова Псковитина: «Был бы подлец – проще было бы дело»…

Она еще заметила, как проехали Можайск, потом слышала, как проводница говорила кому-то в коридоре:

– Вязьма еще, откуда Орша – по России еще едем!

Потом все станции и полустанки слились для нее воедино. Нет, она не спала – невозможно было назвать сном то забытье, в которое она погрузилась, сидя за столом и уронив голову на руки. Ее светло-пепельные волосы рассыпались по столу, словно пожухли, глаза были невидяще открыты.

Из репродуктора неслась музыка, потом стихла, погас яркий свет и загорелся приглушенный, ночной. Лиза сидела все так же неподвижно, дыхание тяжело вырывалось из ее пересохших губ. Время неслось мимо, не задевая ее смятенного сознания…

…Они возвращались поздно вечером из ночного клуба, в который Юра зачем-то повел ее. Ему показалось, что он мало уделяет ей внимания, что Лиза скучает однообразными вечерами с ним наедине. Впрочем, это он потом ей сказал о своих опасениях – иначе она бы, наверное, рассмеялась, и они не пошли бы ни в какой клуб, а лучше пошли бы куда-нибудь, где можно сидеть вдвоем, глядя в глаза друг другу и разговаривая без слов.

Но она тоже думала, что ему скучно проводить время с нею наедине, и постеснялась сказать, что ей совсем не хочется слушать музыку, смотреть на пьющих, поющих и жующих, ловить на себе их оценивающие взгляды.

И вот они шли теперь вдвоем по Тверской в сторону Белорусского вокзала, и тут только Юра признался:

– Мне так скучно было, Лиз, еле досидел!

– Да? – Она засмеялась, услышав его смущенно-извиняющийся голос. – Зачем же ты повел меня туда, Юра?

– Да понимаешь… Мне кажется, ты чем-то жертвуешь для меня. Да мне и не кажется, так оно и есть. А я этого не люблю, просто не переношу.

Лиза посмотрела удивленно:

– О чем ты говоришь, о каких жертвах? Я жертвую ради тебя ночным клубом? Мальчиками с пустыми глазами? Юра, смешно, ей-Богу!

– Нет, не мальчиками. – Он слегка сжал ее пальцы; рука ее лежала в его ладони. – Не мальчиками, конечно. Просто ты встретила меня не в самый лучший период моей жизни. И я боюсь иногда, что ты немного заставляешь себя быть со мной, разве нет?

Юра посмотрел на нее быстро, чуть исподлобья, и только Лиза открыла рот, чтобы высказать ему что-то возмущенное, как он тут же улыбнулся и, наклонившись, закрыл ей рот поцелуем.

– Ну-ну, не обижайся! Совсем я с тобой расслабился: забыл, что значит строить фразу, говорю, что в голову приходит.

– И говори! Строить фразу… Смешной ты, Юрка!

Она впервые назвала его так, как могла бы назвать мальчишку-ровесника, и ей показалось, что его это обрадовало.

– Поехали лучше к тебе, да? – Он приостановился, глядя ей в глаза долгим, призывным взглядом. – Ты не сердись: мне хочется дверь закрыть поскорее…

Она заметила, что желание разгорается в его глазах, почувствовала, как вздрагивает его рука, – и это не обидело ее, наоборот: и ее воспламенил его огонь, все у нее внутри затрепетало при мысли о прикосновениях его рук и губ…

У нее так мало было воспоминаний о нем – наверное, поэтому вспоминался каждый шаг, жест, каждое слово. И вместе с тем она могла думать о нем бесконечно. Были ли это воспоминания, Лиза не знала, но Юра был с нею каждую минуту, она видела его яснее, чем наяву.

…Поезд замедлил ход, плавно остановился. Свет за окном был яркий, назойливый, неслись из динамиков голоса. Наверное, остановились на крупной станции.

Стояли долго: уже отсуетились выходящие пассажиры, потолкались в дверях входящие, уже затих проснувшийся было вагон – когда вдруг захрипело и ожило поездное радио.

Лиза долго не могла понять, что за слова доносятся из динамика у нее над головой. Потом она вздрогнула, услышав настойчиво повторяемую свою фамилию:

«Пассажирка Успенская Елизавета Дмитриевна, вас просят срочно выйти на перрон! Пассажирка Успенская…»

– Девушка, это же вас! – Молоденькая проводница тормошила ее за плечо. – Это ж вы Успенская, я еще в билете посмотрела на всякий случай – показалось, вдруг вы больная…

Лизино забытье прошло в одно мгновение. Сердце у нее бешено заколотилось, она вскочила и, не обращая внимания на проводницу, на испуганных пассажиров, выглядывающих из купе, побежала по коридору – к выходу, к выходу, скорее!.. Подножка была уже поднята, и она чуть не упала, соскакивая с нее.

Она увидела его сразу, в то самое мгновение, как оказалась на мокром, скользком перроне. Но еще раньше, еще в тот миг, когда прозвучало ее имя по радио, почувствовала, кто зовет ее…

Юра быстро шел по перрону, еще не видя ее, – то оглядываясь, то всматриваясь вперед вдоль состава. Лизе показалось, что она вскрикнула: «Юра!» – но не услышала собственного голоса. И в это же мгновение, когда она остановилась посреди перрона, задыхаясь от своей немоты, – Юра увидел ее и побежал ей навстречу. Его плащ был расстегнут, крупные снежные хлопья льнули к его волосам и тут же слетали с них – так быстро он бежал. Хлюпала грязь под ногами, в какой-то миг он едва не споткнулся, взмахнул руками, снова побежал… Они были довольно далеко друг от друга, но перрон был пуст, и Лиза видела каждое его движение.