Автоматная баллада - Андрей Уланов

— Как ты узнал, что я еду?

— А вот… сподобился. Дай, думаю, гляну, — ехидно произнёс встречавший, — кто это у меня в округе браконьерствует втихаря.

— Не браконьерствую, а «санитарю лес», — засмеялся Вик. — Маньку, опять же, вспомнил… они её, случаем, сожрать не успели?

— Нет.

— Ну да, эта бодливая зараза сама кого угодно сожрёт… но всё-таки…

— Увидел я тебя.

— Увидел?! Хм…

— Сказать, как?

— Нет, погоди, — тряхнул головой Вик, — дай сам попробую сообразить… неужели камеру от «Чайки» установил?

— Угадал.

— Ну, Старик… и не лень тебе было провод за двадцать вёрст волочь? — усмехнулся Вик.

Старик пожал плечами.

— Когда доживёшь до моих лет, — медленно произнёс он, — и у тебя так же не будет ни женщины… ни детей… никого рядом… только много свободного времени… ты тоже начнёшь изобретать всякие глупости.

— Это намёк, что я всё ещё не представил тебя даме? — Вик, обернувшись, призывно махнул рукой.

Почему-то ей было страшно. В поезде Виктор почти ничего не рассказывал про цель их поездки — место, которое он считал своим домом. Сама увидишь, отшучивался он… это лучше смотреть глазами…

И когда он пару раз всё же помянул некоего старика, воображение Тайны придало тому черты сказочного Деда Мороза с картинки в истрёпанном букваре. Красный колпак, длинная седая борода, посох…

Абсолютно непохоже на стоящего перед ней человека в старой армейской, с тщательно закатанными рукавами, рубашке. Особенно по части бороды не похож — по сравнению с его гладко выбритым подбородком дедушкой начинал казаться её Виктор со своей недельной щетиной.

Она даже возраст его толком не могла определить. Судя по виду — немногим за сорок, по крайней мере, большинство известных ей мужчин выглядели так именно в период между сорока и пятьюдесятью, далее стремительно превращаясь в тех самых длиннобородых Дед Морозов. Но этот человек был явно старше — Тайна знала это, просто не могла сама себе толком объяснить, откуда это знание взялось. Просто знала — как в подобных случаях узнаёт такие вещи большинство женщин.

— Знакомьтесь. Тайна — это Старик. Старик — это Тайна.

Она несмело протянула руку и едва не отдёрнула её, когда Старик вместо привычного её пожатия вдруг наклонился.

— Тайна, — задумчиво повторил он. — Что ж… настоящая женщина и должна быть тайной для мужчины.

— Мне тоже очень… очень приятно с вами познакомиться.

Он выпрямился, но ладонь её не выпустил, неторопливо, чуть прищурившись, разглядывая девушку сверху вниз.

Тайна, вспыхнув, сначала попыталась опустить взгляд. Но почти сразу же, словно бы и не она сама, а что-то внутри неё заставило девушку гордо вскинуть носик.

А у него ведь глаза Вика, неожиданно поняла она. Вернее, это у Вика — его глаза, хоть и совершенно другие по цвету.

— Вы чего-то боитесь, юная леди?

— Нет, — соврала она. — Просто… мне ещё никто никогда не целовал руку.

— В самом деле? — изумлённо приподнял бровь Старик. — Какой кошмар… И — Виктор, с твоей стороны это упущение из числа непростительных.

— Обстоятельства не сложились, — не будь внимание Тайны поглощено другим, она бы непременно поразилась необычайному по редкости зрелищу: смущённый Швейцарец.

— В любом случае, — продолжил Старик, — я невероятно счастлив, что мне выпала честь исправить эту несправедливость. Сейчас же… — улыбнувшись, он отступил на шаг, — приглашаю вас почтить своим присутствием жилище скромного отшельника.

За спиной Тайны негромко фыркнул Вик.

— Ты б ещё сказал: «приют убогого чухонца».

— Я не настолько хорошо знаком с собственной родословной…

Швейцарец

Он был дома.

Для Швейцарца это понятие всегда — по крайней мере, так ему казалось — включало в себя больше, чем для всех остальных. Дом — это не просто деревянно-каменно-бетонное строение из стен, окон и полусъехавшей крыши. Не просто место, где можно сесть на стул, придвинуть его к столу, поваляться на кровати, плюнуть в потолок и принять ванну.

Для него дом был в первую очередь местом, где он мог быть самим собой. Здесь не нужно было вслушиваться в каждый звук — хоть он и продолжал делать это, слишком уж глубоко въелась в кровь и кости привычка. Здесь не требовалось всегда иметь оружие не дальше вытянутой руки. А ещё…

…здесь были книги, которые он любил…

…и, главное, именно здесь жил человек, перед которым ему не было ни малейшей нужды изображать из себя Чёрного Охотника — потому что этот человек знал Швейцарца даже лучше, чем он сам.

До недавнего времени — единственный такой человек. Сейчас, правда, это могло уже быть не совсем так.

Комната была наполнена звуками. Свист резца, обрезающего дульца, смешивался с низким гудением развёртки и звоном готовых под снаряжение гильз, сбрасываемых со стола в коробку.

— Не понимаю, — ворчливо произнёс Старик. — Зачем тебе такой большой запас «парок»? Сколько ты настрелял за своё последнее турне? Двадцать? Тридцать?

— Двадцать три.

— Так для чего нужна ещё сотня?

— Тебе, — ехидно спросил Швейцарец, — жалко тэтэшных гильз или макаровских пуль?

— Мне хотелось бы получить ответ! — резко отозвался Старик.

— Пожалуйста. Я считаю, что мне в этот раз потребуется больший запас патронов калибра «девять пара», потому что у меня могут возникнуть трудности с его пополнением. Кстати, Громыхалу и Красотку я оставляю, возьму только карабин.

— Мне хотелось бы получить более развёрнутый ответ!

— Хорошо… за обедом — устроит?

— После обеда.

— Абгемахт!

Швейцарец поднёс к глазам очередную развальцованую гильзу, прищурился…

— Дульца кто шлифовать будет?

— Кому нужно, тот и будет.

«Старик определённо не в духе — подумал Швейцарец, — раз отказывается от своего, как мне до сих пор казалось, почти самого любимого занятия.

А не в духе он потому, что ему чертовски любопытно узнать, что же я задумал. И он даже не считает нужным особо скрывать своё нетерпение. Или — не может?

Старик — не может? Старик — торопится? Что-то в этих словах глубоко не так…

…хотя, чёрт возьми, сколько лет человек из плоти и крови может притворяться — успешно, заметим, — закованным в сверкающие латы рыцарем без нервов? Ну, соответственно, без страха, упрёка, наследства и всего остального, чего должен быть лишён каждый настоящий рыцарь. Теперь-то я и сам знаю, чего это стоит — держать роль!