Повседневная жизнь русских щеголей и модниц - Елена Николаевна Суслина

шляпок самых разных цветов и размеров, плыла вниз по Ильинке к магазину господина Матьясова. Магазин находился на втором этаже, куда, невзирая на крутую лестницу, с боем прорывались покупательницы. Расталкивая друг друга остренькими локотками, уже не извиняясь и не обращая внимания на отдавленные ноги, разорванные кружева на юбках, сбитые в сторону шляпки и растрепанные прически, они протискивались к прилавкам.

Основное сражение происходило возле них. Одна выхватывала кусок ткани из рук другой покупательницы, вторая пыталась через них дотянуться до того лоскутка, что ей еще издали приглянулся, третья, удерживая отрез ткани, силится вытащить еще один, а сзади напирает толпа тех, кто и вовсе не может подобраться к вожделенному месту. Крики, ругань; говорили, что дело и до драк доходило.

Торговые ряды были хороши летом, зимой же, когда от холода и торговаться не хотелось, богатые предпочитали ходить по магазинам. В Москве, на Кузнецком Мосту, рядом с многочисленными европейскими магазинчиками, открывались и отечественные. В доме княжны Долгорукой располагался «Русский магазин». Покупатель важно проходил на второй этаж по мраморной лестнице, уставленной кадками с комнатными цветами. Не торопясь рассматривал представленные в разных отделах косметические товары, ювелирные изделия, ковры и хрусталь и, конечно, ткани. Разборчивым, капризным покупателям, привыкшим к импортным товарам, предлагали широкий ассортимент тканей собственного производства, который нередко оказывался лучшего качества. Продавали хлопчатобумажные ткани, кашемир и полубархат, очень модные «креп-шине» и «креп-рошель». Московские шелка и парча, изготовляемые на фабрике господ Сапожниковых, считались самыми лучшими в Европе. Представляете, шелковые материи, выпускаемые на фабрике господина Кондрашова, были до того хороши, что их выдавали за французские и даже не выставляли в «Русском магазине»!

Модницы возвращались домой с покупками и начинали мучительно размышлять о том, какое же платье они сошьют из купленного отреза. О том, что «пойдет» к лицу, а что нет. Стоит ли рисковать и кроить «по-новому», удачна или неудачна новая модель. С приятельницами эти обсуждения выглядели приблизительно так, как у гоголевских дам. «Просто приятная дама» воскликнула:

«— Да, поздравляю вас: оборок более не носят!

— Как не носят?

— На место их фестончики.

— Ах, это не хорошо, фестончики!

— Фестончики, все фестончики: пелеринка из фестончиков, на рукавах фестончики, эполетцы из фестончиков, внизу фестончики, везде фестончики.

— Нехорошо, Софья Ивановна, если все фестончики.

— Мило, Анна Григорьевна, до невероятности; шьется в два рубчика: широкие проймы и сверху… Но вот, когда вы изумитесь, вот уж когда скажете, что… Ну, изумляйтесь: вообразите, лифчики пошли еще длиннее, впереди мыском, и передняя косточка совсем выходит из границ; юбка вся собирается вокруг, как бывало в старину фижмы, даже сзади немножко подкладывают ваты, чтобы была совершенная бель-фам».

Не станем утверждать, что именно так говорила наша модница, но ее, совершенно точно, волновали и длина лифа, и крой юбки. Правда, главная проблема — еще впереди, надлежало сыскать выкройку.

Долгое время российские дамы могли довольствоваться лишь картинками и описаниями нарядов в журналах. В Англии и Франции бумажные выкройки появились в 20-х годах. В России они оказывались редкостью и заполучить их можно было только через великосветских красавиц, выписывающих туалеты из европейских столиц. Поскольку наша модница вращалась в петербургском свете, эту проблему она решала с меньшими затратами. Дамам из провинций оказывалось несладко, до них выкройки доходили еще реже. А потому они порой становились поводом к серьезному раздору между модницами.

«— Так у вас разве есть выкройка? — воскликнула во всех отношениях приятная дама не без заметного сердечного движения.

— Как же, сестра привезла.

— Душа моя, дайте ее мне ради всего святого.

— Ах, я уже дала слово Прасковье Федоровне. Разве после нее.

— Кто же это станет носить после Прасковьи Федоровны? Это уж слишком странно будет, с вашей стороны, если вы чужих предпочитаете своим.

— Да ведь она тоже мне двоюродная тетка.

— Она вам тетка еще бог знает какая: с мужниной стороны… Нет, Софья Ивановна, я и слышать не хочу; это выходит: вы мне хотите нанести такое оскорбление… Видно, я вам наскучила уже; видно, вы хотите прекратить со мной всякое знакомство».

В итоге и эта проблема разрешалась. Платье готово, теперь его надлежало украсить разными деталями. Может быть, подойдет небольшой шарф — эшарп, его отделывали оборками, кистями или вышивкой, журналы советовали модные узлы. Или шаль! Тонкие из газ-марабу и газ-риса сохранили свою популярность на долгие годы.

А как велика роль этих деталей! Н. В. Гоголь описывая дам губернского города рассказывал: «… Все было у них продумано и предусмотрено с необыкновенною осмотрительностью; шея, плечи были открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажала свои владения до тех пор, пока чувствовала, по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное все было припрятано с необыкновенным вкусом, или какой-нибудь легонький галстучек из ленты, или шарф легче пирожного, известного под именем поцалуя, эфирно обнимал и обвивал шею, или выпущены были из-за плеч, из-под платья, маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем скромностей. Эти скромности скрывали напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели человеку, а между тем заставляли подозревать, что там-то именно и была самая погибель».

Наша опытная модница, конечно, прекрасно знала обо всех этих тонкостях обольщения и умела столь же искусно и непринужденно расположить шарфик на своем наряде. Однако очень полюбила она огромные и теплые кашмирские шали из драгоценной шерсти тибетских коз, похожие на шелковые, но легкие и очень-очень дорогие. А тут, на днях, такая печаль случилась, на балу у «X» довелось ей оказаться возле лампы, с которой капало масло. Испортила шаль! Два больших пятна уже не сведешь и на выход не наденешь.

Но больше волнений доставляли нашей героине шляпы. Они требовали самого внимательного к себе отношения, пропустил новость касательно цвета и ты попадешь под остренькие язычки более проворных щеголих. Появилась, к примеру заметка, что черные атласные шляпы «выходят из употребления» и «вместо них носят шляпы из белого гроденапля» (плотный шелк), проворно закажи такую и опять внимательно следи за объявлениями, которые некоторое время будут успокоительно вещать: «Белые гроденаплевые шляпки еще не вышли из моды, их убирают цветною тафтою и полосатыми лентами с букетами нерасцветших роз».

А летом все московские щеголихи водрузили на головы стружковые шляпы, украшенные розами, лесными или полевыми гвоздиками или маками.

Кстати о цветах, журналы тех лет рассказывали своим читательницам, когда и где появилась мода на искусственные цветы, из чего они изготовлялись и какие из них считались лучшими. Цветы не только украшали зимние и летние головные уборы,