Тридцать три несчастья - Марина Константинова

— О господи…

— От меня помощи не жди. Я свое дело сделал и знать тебя не знаю. Мне с Давидом хлестаться ни к чему, я жить хочу.

— Я тоже.

— Ну все, отваливай. Скажи спасибо, что предупредил.

— Спасибо. За сто пятьдесят штук чего не сделаешь.

Кирилл потянулся к ручке, но Галушко его остановил:

— Погоди.

Он достал из «бардачка» блокнот, вырвал лист и написал на нем номер телефона:

— Запоминай.

— А что это?

— Запомнил?

— Да.

Галушко поджег вырванный лист и затолкал истлевший клочок в пепельницу.

— Позвонишь, скажешь, что от меня. За один день новый паспорт сделают. Ты ж, поди, теперь в розыске.

— Поди. Спасибо.

— Ну, пустяки. За шестьсот пятьдесят штук чего не сделаешь…

Кирилл подхватил на плечо сумку и вылез из машины. Артем весело ему посигналил и, обдав его выхлопными газами, умчался на новеньком «Форде».

Через четверть часа Кирилл уже был на автовокзале. Гонимый каким-то роковым азартом, он несколько раз прогулялся мимо отделения милиции, задержался у стенда с фотографиями разыскиваемых преступников и внимательно изучил их биографии. Не обнаружив своего изображения, он внаглую подошел к дежурному сотруднику и поинтересовался, как добраться в Кострому. Милиционер послал его в справочную, не проявив к нему ни малейшего интереса.

Кирилл направился к метро, увидел наряд и спросил у сержанта, где Байкальская улица. Ему вежливо объяснили.

Еще пару раз нарочито напоровшись на милиционеров, Кирилл спустился в переход и подошел к таксофону. Набрал знакомый номер. Там довольно скоро ответили.

— Это я, — хрипло сказал Кирилл. — Ну ладно, ладно… Да не ори ты. Через сорок минут встречаемся на Киевском вокзале… У тебя все готово?.. Ну и молодец… Да. Пора.

Спустя полчаса он болтался в зале пригородных касс. Ее он заметил сразу, но не подошел, проверяя, как быстро она его узнает и узнает ли вообще. Она не узнавала.

Богачева таращилась по сторонам, хлопая кукольными ресницами и нервно взбивая тонкими пальчиками пепельные кудряшки редких волос. Кирилл встал в очередь в кассу, продолжая наблюдать за ней. Богачева несколько раз скользнула по нему взглядом, но не задержалась на долговязой фигуре бородатого молодого человека. Она продолжала озираться, беспокойно поглядывая на часы.

— Два до Внукова, пожалуйста. — Кирилл склонился к окошку и протянул деньги.

Кирилл взял билеты и, сделав широкий круг, подошел к Богачевой со спины.

— Женька, у тебя такой глупый вид! — обхватил он ее за плечи.

Богачева охнула, обернулась и собралась было на радостях заголосить, но Кирилл вовремя поцеловал ее в губы.

— Здравствуй, солнышко.

— Ну наконец-то! — Женька повисла на нем, омочив его бороду слезами радости. — Господи, Кирюша, тебя не узнать!

— Ну и хорошо, — довольно улыбнулся Кирилл.

— Ты только не обижайся, — Женька уже смеялась, — но ты прямо чечен какой-то!

— Ладно, мать, хорош скакать. — Кирилл отодрал ее от себя и поставил на асфальт. — Электричка через семь минут, билеты я взял. Пошли.

Был уже десятый час вечера, основной поток пассажиров схлынул. В вагоне ехали только редкие парочки да подвыпившие дядьки. Изредка по проходу шли увешанные всякой дрянью торговцы и, деря горло, нахваливали свой бесхитростный товар.

Кирилл с Женькой вольготно расположились в полупустом вагоне, предусмотрительно успев на перроне прихватить две бутылки холодного пива.

Женька, вероятно, была навеселе, потому что ее сразу же слегка развезло. Она то плакала, то хохотала и все время лезла с поцелуями. Кирилл морщился, но терпел.

— Я знала! Я знала, что у нас все получится! — веселилась Богачева, похлопывая холеной ладошкой по черной сумке.

Через двадцать пять минут электричка остановилась на станции Внуково. Они выскочили на платформу и, обнявшись, пошли по дороге, ведущей к дачному поселку. Свернули на тропинку, прошли метров пятьдесят и оказались у массивных дубовых ворот.

Женька достала из кармана ключи и отперла калитку. Пригнув голову, Кирилл вошел на участок и обалдел:

— Ну ты, мать, даешь!

Участок был огромен, на нем с успехом могли бы разместиться три обыкновенные дачи.

Кругом росли вековые сосны вперемешку с кустами и деревьями. Где-то в глубине угадывался дом, к которому от ворот вела подъездная дорога. Женька схватила Кирилла за руку и потащила сквозь заросли. Они оказались на костровой поляне. Вокруг кострища были устроены деревянные скамеечки, под кирпичным навесом располагался огромный мангал, за столом в беседке могли разом усесться человек двадцать.

Молча осмотрев все это благолепие, Кирилл пошел к дому.

Дом тоже не подкачал. Там было все — и терраса, и гостиная, и просторная кухня. Маленьких комнат Кирилл сосчитать так и не смог. Но главное — были душ с горячей водой, канализация и городской телефон.

— Женька! Это удовольствие не может стоить шестьсот баксов в месяц, — изумлялся Кирилл.

Они сидели на открытой веранде, пили красное вино и ели любимые Кириллом свиные отбивные на косточках.

— Да ладно тебе, Кирюш, — улыбалась хмельная Женька. — Главное, чтобы тебе нравилось. Молодец я у тебя?

— Я хочу знать, — настаивал Кирилл. — Я тебе дал две штуки из расчета на три месяца. Прошло уже четыре. Этого не могло хватить.

— Ну какая разница? Ты велел мне снять дачу на лето, я сняла. Подумаешь, свои добавила. Зато как классно! — Женька мечтательно закатила глаза. — Только ты и я! Жалко, что три с половиной месяца пролетело… Я ведь почти не приезжала. Не хотела без тебя. Так, пару раз наведалась…

— Рехнулась?! Кого с собой таскала?

— Да ты что? — обиделась Женька. — Одна я была. Сначала в мае, с хозяевами расплачивалась. Потом один раз в июне, просто чтобы все проверить. Потом после того, как ты исчез — продуктами затарилась и белье привезла. И три дня назад, как поговорила с тобой, вещи свои притаранила. И все.

— Ладно. Пошли на воздух.

— Но мы и так на воздухе, — возразила Женька.

— В лес хочу.

— Комары сожрут.

— А мы костер разведем. Зря, что ли, такие бабки платили?

— Погоди, Кирюш, я вот все думаю…

— Брось. Тебе нечем. — Кирилл потянулся за сигаретами.

— Я не обижаюсь на тебя. Вот и Былицкий так говорит. Все думают, что я дура.

— Достаточно того, что ты красивая, — парировал Кирилл, не желая вступать в бабью полемику.