Фальдийская восьмерка - Андрей Андросов

Куда более привычный Кандар уже отошел от произошедшего и почти вернул себе привычную многословность, но даже он нет-нет, да и застывал не окончив движения, а серые глаза слепо смотрели в никуда.

Да и некогда им было обсуждать – Раскон поручил механикам на скорую руку расширить и настроить холодильный ящик “Карги”, чтобы туда смогли влезть отрубленные кошачьи головы. И даже сподобился объяснить, зачем это нужно – в Подречье, крохотной, домов на пятнадцать, промысловой деревушке еще две недели назад разместили заказ на пару фелинтов, кошмаривших местных лесорубов. Добыча богатая, как и награда, но делать недельный крюк в такую глушь никто из солидных горжеводов не собирался. А несолидным за такой заказ браться боязно – далеко не на каждом плоту был охотник, не уступающий талантами Везиму. К тому же, распробовавшие человечину хищники – противник куда более осторожный и опасный, чем вчерашняя парочка. Именно после стычек с такими на реке остаются гнить пустые горжи, терпеливо поджидая наткнувшихся на бесхозное сокровище счастливчиков.

“Вислая Карга” в Подречье тоже не собиралась, но после вчерашнего изменила маршрут. Благо, на пути подвернулось тихое лесное озерцо, где на ремонте якорилась мелкая, насквозь проржавевшая горжа с помпезным названием “Душитель Пяти Тысяч”. Когда суда сплотились, бравый, но слегка потасканный капитан Легван, неумело скрывая радость, перекупил у Раскона контракт на доставку флотилии плотов выше по течению, после чего “Душитель”, надсадно завывая единственным толкателем, пополз дальше на запад. А Шаркендар резко вывернул рули и повел плот на юг, в направлении Подречья.

– Сдадим эти головы, заодно возьмем что-нибудь на доставку, – пояснил Раскон, провожая взглядом удаляющуюся горжу. – Главное, чтобы выглядели свежими, никто не будет разбираться, те ли это фелинты.

Спорить никто не стал, да и зачем? На западе каждый вертится как может, никто в здравом уме не откажется заполучить награду, ровным счетом ничего не делая. К тому же, фелинтов они действительно убили, а чем меньше хищников, тем легче живется местным артельным. Так ведь? Брак собирался спросить про то, что произойдет, если обман раскроется, но Раскон его опередил веским:

– Зима все спишет.

Брак не в первый раз слышал это выражение. Его употребляли все: от почти всемогущего Пунтара до самого распоследнего плотовика, клянчащего ремонт движка в долг. На жаргоне лесовиков это означало примерно “не забивай голову, все утрясется само собой” и зачастую являлось последним, самым убойным аргументом в любом споре.

– Синие этого так не оставят. Меня будут искать! – вопил незадачливый должник, ведомый крепкими парнями куда-то за стену.

– Зима все спишет, – ласково улыбался ему кредитор, кивая проходящему мимо стражнику и демонстративно хрустя костяшками пальцев.

Поэтому спорить с таким весомым доводом Брак не стал, сосредоточившись на сведении морозильного ящика. Кандар, несмотря на обширнейшие знания и браваду, неумело управлялся с мелкими деталями, да и греть у него выходило плохо. Что для однорукого было простительно. Зато для Котобоя привычная работа стала отличной отдушиной, позволявшей отвлечься от навязчиво лезущих в голову картин вчерашней бойни.

Лежащая рядом голова фелинта укоризненно наблюдала за их возней засиженными мухами глазами.

Вдали от поселений Брак сполна оценил слова сероглазого о том, что они двое – механики, а не охотники. За исключением загона фелинтов и болтания на флире, с плота им выходить практически не приходилось. Зато Везим и Жерданы проявили себя во всей красе, доказывая делом, что Раскон не зря платит им кри.

Эти четверо чистили реку и окрестные берега с поистине шарговой эффективностью, прерываясь лишь на то, чтобы пожрать, выпить и похвастаться. На палубу летела рыба, улитки, дохлые кушварки со свернутыми шеями, какие-то редкие лохматые кусты с красными листьями, грибы, мертвые визжики, молодой выволк с широким гребнем мягких, еще не успевших набрать яда иголок… Один раз Жерданы даже приволокли шевелящийся мешок, полный крупных, с ладонь, пауков ярко-сиреневой расцветки. Мешок спустили на кране за борт, предварительно подвесив снаружи пару увесистых ракушек, а братья долго чистили одежду от липкой, полупрозрачной паутины и влажно поблескивающих пятнышек ядовитой слюны.

Пользуясь изгибами русла реки, которое в некоторых местах едва позволяло протиснуться широкому корпусу горжи, добытчики срезали путь едва ли не на каждой петле, выныривая из прибрежных кустов с очередной порцией трофеев. Везим даже не стал спускать на воду лодку, чтобы не толкаться бортами с массивным плотом.

Да и горжа не отставала. Освободившись от гнета связки плотов, “Карга” раскинула за кормой настоящую паутину – сложную ажурную конструкцию из металла, трубок и веревок, защищающую нежные медузьи сетки от рыбин, коряг и изгибов речного дна. Сосредоточенно пыхтящий на своем возвышении Шаркендар, ради такого случая даже притормозивший с традиционным полуденным пьянством, при малейших признаках опасности поднимал всю конструкцию из воды длинным, тугим рычагом, отчего скрытый в недрах подсобки движок надрывно стонал и скрипел. Зато в баках горжи, сперва неохотно, но с каждой минутой все сильнее начинала стучать капель эйра из гибких, ребристых трубок.

Со все увеличивающейся грудой дохлого мяса пришлось разбираться механикам. Брак было запротестовал, но усмехающийся Кандар предложил еще раз внимательнее изучить договор, и калеке пришлось браться за торденовский нож. Наблюдавший за этой сценой Раскон хмыкнул, посоветовал воспользоваться рукавицами, после чего утопал к себе.

– Раньше разделкой занимался младший Жердан, ну и Шарк помогал, – пояснил Кандар, потроша отливающую красным рыбину, длинную и мясистую, как колбаса северян. – Так что можешь смело требовать с него сатисфакцию.

– Что требовать? – буркнул Брак, с отвращением ковыряясь в мокрых паучьих тушках. Волосатые лапы подергивались и осыпались на палубу дождем сиреневых шерстинок. – Где тут вообще эйнос? В заднице?

– В заднице. Там еще два пупырышка, маленьких, надо подцепить сбоку.

– Это отвратительно. Надо было подольше с морозильником провозиться. Этак, до послезавтра.

Из надрезанного паучьего брюшка брызнуло густым и желтым. Брак отшатнулся, выронив нож и принялся грязно ругаться.

Несмотря на обилие добычи, после разделки от нее мало что оставалось. Костяшки эйносов – от крохотных, с ноготь паутинников до широких колец кушварковых ветродуек, которые без особых сложностей можно было надеть на руку как браслеты – все они ссыпались в общий таз. Изредка, по указке Кандара, из мертвых тел извлекались и другие ценности, вроде крохотной овальной губки, сидевшей глубоко под жабрами серебристой саляки – такие отлично фильтровали речную воду и много где использовались. Все остальное без жалости отправлялось в