От матроса до капитана. книга 2 - Лев Михайлович Веселов

лежал на юг в город Ренн, вдоль реки Вилен и канала, по которым мелкие суда проходят в крупный город и порт Нант на побережье Бискайского залива в устье одной из крупных рек Франции — Луары. Там на берегу реки в уютной маленькой гостинице мы остановились на ночь. Отдыхавшие в ресторанчике французы, узнав, что я русский моряк, увлекли нас в хоровод, и мы самозабвенно, хлопая локтями, словно крыльями, отплясывали до часу ночи входивший в моду танец утят "Кря-кря". Впервые я встречался с жителями этой страны в непринужденной обстановке и был удивлен тем, что все без исключения сразу приняли меня, как старого знакомого, напомнив о нашем русском гостеприимстве в глубине России. Было приятно, ушли грусть и волнение.

Рано утром хозяйка разбудила нас и поставила на стол огромный противень с омлетом, пахучие сыры с овощами, и я пожалел, что с нами не было Адольфа Чижикова. Сказал об этом шоферу, а тот хозяйке, и когда мы садились в машину, она положила на сидение коробку и двухлитровую бутылку домашнего вина. Мне стало неудобно, но она все повторяла, что это для моего друга, пришлось взять.

Долина реки Луары — одно из красивейших мест Франции, и шофер с гордостью рассказывал о многочисленных замках, уютных городках, старых мостах и усадьбах. Мы проехали Анже, Тур, Блуа. В Орлеане он позвонил по радиотелефону из машины, мы на судах такого еще не знали, и сообщил, что нас в Париже не ждут, агент будет выяснять, что со мной делать. Когда мы подъезжали к Версалю, раздался ответный звонок. Водитель посмотрел на часы и на меня, улыбнулся и сказал, что нас ждет какой-то месье Константиноф на бульваре Сан-Мишель, номер дома он назвал по-французски.

Константиноф оказался сухощавым юрким старичком, говорившим торопливо, словно боялся куда-то опоздать. Он указывал нам дорогу и успевал рассказывать, что уже давно оказывает услуги консульству и посольству в качестве гида, переводчика и квартирмейстера. За одну минуту он успел поведать, что сегодня мы в консульство не пойдем, у них не приемный день, что билетов на самолет до Москвы нет и мне придется остановиться в гостинице на несколько дней, а за время ожидания его внучка студентка Мария покажет мне Париж.

Такая перспектива меня расстроила, громадный и незнакомый город уже успел подавить, и остаться в нем несколько дней одному, в какой-то гостинице, было не желательно, уж лучше бы я остался в больнице. Сидеть в уютном автомобиле с уже ставшим своим водителем, зная, что время разлуки с семьей сокращается, было намного надежней. Шофер уловил мое настроение, снял руку с руля и сказал тихо: — Не волнуйся, моряк, Париж добрый город, все будет хорошо.

Однако это меня успокоило не сразу. Гостиница и вправду оказалась уютной, с русским меню в кафе и милой хозяйкой, говорившей на многих языках и немного по-русски. Номер почти не отличался от небольшого номера наших гостиниц, но с удобствами и сидячей ванной. Константиноф на мой вопрос, как быть с оплатой, заверил, что все оплатит консульство, и хозяйка это знает. Завтрак входит в стоимость, вот только обедать и ужинать придется за свои деньги, но этот вопрос, сказал он, мы решим завтра. Оглядев меня с головы до ног, а одет я был по форме, он почесал затылок и, сказав, что завтра что-нибудь придумает, исчез, словно его не было. Я вышел с шофером к машине, и мы с ним попрощались.

— Ну, здравствуй Париж, — подумал я, вслушиваясь в шум города с надеждой, что может быть, завтра я все же улечу, но ошибся: в Париже пробуду четыре дня.

Наутро мы с Константиновым были в консульстве. В этом солидном и красивом здании меня принял, не назвав своей должности, крупный мужчина с фигурой борца, в обтягивающим могучие бицепсы, явно тесноватом костюме. Не взглянув на пакет с документами, он просверлил меня хмурым взглядом и произнес с раздражением: — Что ж это вы, морячок, скандалы устраиваете. Здесь вам не Дерибасовская и не привоз. Анархия не пройдет. Если уж не убереглись, лежите и ждите, когда найдут возможность заниматься вами.

Его я не совсем понял, а тон меня насторожил, стало ясно, что какие-либо разъяснения с моей стороны не уместны. Здесь он произнес фразу, которая запомнилась на всю жизнь: — У нас дела государственной важности и заниматься каждым человеком в отдельности времени нет. — Он сделал паузу и открыл пакет.

Невольно подумалось, что здесь что-то не то, консульский работник так мыслить не мог, не имел права. Я был слишком молод и неопытен, и пройдет десяток лет, прежде чем пойму, что такая точка зрения весьма свойственна людям, работающим за границей, начальство которых находится далеко. Он долго перебирал документы, посмотрел на свет рентгеновские снимки, нажал под столом кнопку и сказал вошедшему молодому человеку многозначительно: — Это хорошенько проверьте.

Затем встал из-за стола и стал расхаживать за моей спиной.

— Ваш капитан нарушил консульский устав дважды, — промолвил он. — Не прислал письменного заявления, когда оставлял вас в больнице, и ушел, не дождавшись нашего решения. Вы меня понимаете? — повысил он голос.

— Приказ капитана не обсуждается. Как говорили древние, он на судне второй после бога. К тому же, наверное, все согласовано с начальством. Просто так моряки своих за границей не оставляют.

Он подошел ко мне вплотную и, к удивлению, спокойно спросил: — Так что же вы хотите?

Я удивился и коротко ответил: — Улететь домой.

— А вот это не удастся!

Я опешил.

— Да, да. Мест в самолете на Москву нет на неделю вперед, — ответил он, довольный произведенным эффектом. — Так что свободны, сидите в гостинице и ждите.

Он сел в кресло и стал собирать бумаги в конверт.

— Я могу идти? — Он кивнул головой. — А могу посмотреть город?

— Можете только из окна гостиницы и автомобиля, — он помолчал и добавил: — В сопровождении Николая Николаевича, который вас ждет, одному вам выход в город запрещен. — Последняя казенная фраза мне уже была знакома, и уточнять детали я не стал.

Николай Николаевич Константинов сам водить машину не мог, но с этим успешно справлялась его внучка Ирен, экстравагантная раскованная девица, которая очень любила деда и беспрекословно его слушалась. Свой "Рено" с брезентовой крышей и двигателем величиной со швейную машинку она водила виртуозно, ныряя в любую пробку, оставляя его там, где не положено, лихо заезжая на тротуар. С полицейскими она разговаривала, не смущаясь, приоткрывая высокую грудь, изящные плечи и длинные ноги в