От матроса до капитана. книга 2 - Лев Михайлович Веселов

расходов, о чем был предупрежден консулом, и даже не догадывался, что вот так просто можно взять и набрать номер домашнего телефона тестя прямо из больничной палаты.

Через час после разговора Лиина Игнатьева повела меня в рентгеновский кабинет со словами: "Сами напросились".

К моему удивлению, осмотр длился минут двадцать. Доктор щелкал затвором фотоаппарата много раз, при этом меня ворочали, поднимали в воздух, ставили лицом и противоположными частями тела к экрану. После этого повели в зубной кабинет, который поразил многообразием аппаратуры, конфигурацией кресел и обилием полок с изумительной работы зубными протезами. Еще через два часа я узнал, что с моими пломбами в зубах и кариесом через пару лет стану беззубым, к тому же у меня острый гастрит и начальная стадия язвы желудка. А еще у меня неправильно срослось сломанное ребро грудной клетки, по той же причине искривленная ключица, которая будет сильно болеть с годами, и вообще я совсем не соответствую статусу здорового человека и нуждаюсь в дальнейшем лечении.

Такой диагноз и замаячившая перспектива задержки тут привели меня в замешательство, которая развеяла все та же старшая сестра: — Все это действительно так, но принудительно вас никто лечить не будет. Если вы изъявите желание, то неделя уйдет на зубы, а от гастрита будете избавляться сам путем диеты и медикаментов. Обо всем этом вам следует поставить в известность консульство, доктор же пошлет туда снимки и заключение, по законам врачебной этики он не собирается скрывать ваши болячки ни от вас, ни от ваших медиков. Единственное о чем хочу вас предупредить, что стоматологическое лечение у нас очень дорого.

Этого оказалось достаточно, чтобы я отказался от всего. Доктор весьма удивился, сказав, что без зубов еще можно обойтись, а вот с язвой желудка у меня со временем обязательно будут большие проблемы, весьма предпочтительно сделать операцию, удалив ту часть желудка, которая уже подверглась повреждениям, но я настоял на своем.

Разговор с консульством меня огорчил, мне в очередной раз приказали сидеть и не чирикать, есть дела поважнее, и предупредили, чтобы я больше не давал никаких интервью. Я попытался объясниться, меня грубо оборвали. Врач, оказывается, тоже говорил с консулом и был весьма удивлен тем, что забирать меня из госпиталя в ближайшее время никто не собирается.

— Я знаю, что у вас в СССР бесплатная медицина, но платить такие деньги зря даже у нас способен не каждый. Видимо, ваша компания очень богата и вам крупно повезло.

Мне очень хотелось сказать, что я бы хотел избежать такого везения в дальнейшем, но промолчал.

На другой день я был переведен в палату для выздоравливающих, и мое лечение практически закончилось. Палата теперь выполняла роль гостиницы. Настало время воспользоваться чемоданчиком, который оставил мне капитан. В нем, помимо чистого белья, пары рубашек, оказались четыре бутылки "Столичной", шампанское и четыре баночки черной икры. Все это пошло на подарки, и когда для Лиины Игнатьевны осталась последняя бутылка водки, меня овладели сомнения, но, кроме слов благодарности и этой бутылки, у меня ничего не было, и я решился. К моему удивлению, она ужасно обрадовалась, заявив, что муж с ума сойдет от радости. В то вечер после работы она пригласила меня в кафе, где ужинали сестры. Лиина, она принесла мне брюки мужа и красивый тонкий свитер. Пришел в кафе и ее муж Анри, скромный мужчина моей комплекции, совсем не похожий на строгого полицейского. Русским он не владел и только слушал, изредка задавая вопросы жене. К моему удивлению, она оказалась очень разговорчивой, и после получасовой беседы они пригласили меня к себе домой. Узнав, что это возможно, я согласился. Там, в небольшой, уютной и красиво обставленной квартире я услышал ее рассказ, который и привожу ниже.

УНЕСЕННАЯ ВОЙНОЙ

Лиина родилась в Минске, в семье врача и учителя школы. Отец преподавал физику, мама работала в роддоме. Кроме нее, в семье было еще двое детей, сестра, на шесть лет моложе, и брат, который родился в июне сорок первого. С началом войны отец ушел в ополчение, и больше они его не видели. С приходом немецких войск их квартиру в центре города на первом этаже отдали начальнику полиции, в советское время скромному и молчаливому парикмахеру, оказавшемуся давно завербованным немецкой разведкой агентом. Мать с детьми уехала в Барановичи к сестре, небольшой домик которой стоял на самой окраине города. Первый год жили на сбережения и за счет огорода. Лиина, которой исполнилось к тому времени десять лет, отлично справлялась с огородом, домашней птицей и двумя козами. Мать и сестра стирали белье для немецкого госпиталя, убирались в квартирах работников магистрата. Мать Лиины в молодости попала под машину, хромота и повреждения лица защищали от приставаний выздоравливающих солдат, а вот сестре с её красивым лицом и хорошей фигурой приходилось трудно, поэтому она в поисках защиты познакомилась с офицером тыловой службы, австрийцем по национальности.

С усилением партизанского движения жизнь стала трудней, две комнаты в доме заняли солдаты установленного рядом поста, мать перебралась в баню, которую достроили еще одной комнатой для детей. Зимой приходилось постоянно топить каменку, чтобы не замерзнуть. В 1943 Лиина, как и многие, бросила школу, сожитель сестры матери пристроил ее нянькой в немецкую семью. Детей было трое, все мальчики, беспокойные и непослушные. Их мать, хирург немецкого госпиталя, работала с утра до вечера, появлялась дома редко и, поцеловав детей и выпив стакан водки, падала на кровать, не раздеваясь. За порядком в доме должен был следить денщик, здоровенный детина хорват, ленивый и злобный, до глубины ненавидящий русских. Рос он в городке с многочисленными детьми русских эмигрантов, хорошо знал русский язык и по этой причине попал к доктору. Он не давал прохода няньке, пришлось пожаловаться, он притих, но злобу затаил.

Благодаря работе Лиины, жить стало немного легче, мать перевели на склад белья, она стала больше бывать с детьми, нередко помогала дочери. В 1943 году девушек и подростков стали забирать на работу в Германию, согласия не спрашивали, да многие особенно-то и не противились, из Германии нередко те, кто уже там работал, присылали деньги, заработать которых здесь было просто невозможно. Как-то раз денщик отправил Лиину на рынок, пообещав присмотреть за детьми, особенно за старшим, который часто убегал в солдатские казармы или гаражи, очень любил посидеть за рулем машины или мотоцикла.

Когда Лиина вернулась, то узнала, что мальчик попал под машину и умер у матери во время операции. Денщик утверждал, что