Химмельстранд. Место первое - Йон Айвиде Линдквист

Выстрели, и узнаем.

С этой мантрой в голове он двинулся дальше, но когда осталось каких-то двадцать метров, остановился. Силы кончились. Колени замкнуло, как заржавевшие шарниры. Жжение в груди сделалось невыносимым.

Конечно, можно выстрелить фантому в спину, но это было бы неправильно. Опасность надо встречать лицом к лицу – в конце концов, не зря же существует ковбойская этика, или как ее назвать, черт бы ее побрал. Как ни назови – стрелять в спину неправильно.

– Эй, ты! – Дональд наклонился и уперся руками в колени, чтобы перевести дыхание. – Я к тебе обращаюсь, сукин ты сын.

Фантом остановился и повернулся к нему лицом.

Для того, кто работал на лесопилке, кровь – дело привычное. И своя, и чужая. Фантом, стоящий перед ним, покрыт, даже залит кровью, но это странная кровь. Светло-красная, такую рисуют дети. На самом деле кровь выглядит по-другому. Темнее.

Жульничество.

Еле передвигая ноги, он подошел поближе. Залитое фальшивой кровью лицо и впрямь напоминало отцовское, но черты казались нерезкими, размытыми, как на очень старой фотографии.

– Хочешь напугать меня, сволочь? – Дональд поднял ружье и встретился взглядом с фантомом.

Одного не хватает. Одного не хватает.

Это же черт знает что – список американских президентов вынырнул из омута памяти именно сейчас. Против его воли в мозгу зажужжали фамилии.

Рузвельт, Вильсон, Гардинг…

Рузвельт, Вильсон, Гардинг…

Дыра. Черная дыра, такая же черная, как глаза этого призрака. Дыра, которая будет постепенно расширяться и расширяться, всасывать в себя, как пылесос, каждую пылинку памяти, пока он не превратится в шамкающего дементного старца.

…кровь…

Что ж, кровь будет исправно циркулировать в его теле, пока он сидит и пускает слюни всем на посмешище. И что это за будущее? Что это за жизнь? Хемингуэй. Вспомни Хемингуэя. Когда он понял, что его разум тает, что его мысли уже не представляют ни для кого, а главное, для него самого, никакого интереса, он пошел в лес и застрелился. Вот так умирают настоящие мужчины.

…кровь…

Фантом сделал шаг по направлению к Дональду. Черты лица стали яснее. Насколько лучше и достойнее покончить с этим здесь и сейчас. Пасть, как воин в бою, как Лон Рэнджер в прерии, и пусть

…кровь…

льется на эту поганую траву.

Отец подошел совсем близко.

– Я знаю, папа… Я знаю.

Кровь. КРОВЬ.

Надо было это сделать еще тогда, когда ему было десять лет, когда отец истекал кровью. Он тогда подошел и выключил циркулярку, а надо было положить под нее шею. Всего-то ничтожное движение вбок – и…

КРОВЬ

Черные пустые глаза фантома уставились на него. Он повернул ружье и сунул дуло в рот. Холодный металл.

Сооl, подумал он… Coolidge.

И задохнулся.

Выдернул дуло винтовки изо рта.

– Кулидж! – крикнул он.

…кро…

– Даже не пытайся, сукин сын! Кулидж! Вильсон, Гардинг, Кулидж!

Он отступил на пару шагов, поднял винтовку к плечу. Окуляр оптического прицела был настроен на гораздо большее расстояние, поэтому голова фантома выглядела как нерезкое пятно с двумя черными лужицами глаз в кровавой пустыне лица. Он выбрал точку чуть выше переносицы и спустил курок.

Ему ни разу в жизни не приходилось стрелять в открытой степи, где звуку не от чего отражаться. Грохот выстрела разошелся, как мгновенные круги на воде, только в трех измерениях, взметнулся в небо и тут же погас. Отдача больно ударила в плечо, и измотанный нелепой погоней Дональд чуть не упал.

Фантом по-прежнему стоял на ногах, но у него появился третий, ярко-голубой глаз. Дональд даже не сразу понял, в чем дело. Потом сообразил – выстрел прошел насквозь, и сквозь образовавшийся туннель он видит крошечный кусочек неправдоподобно синего неба.

И совершенно непонятно, почему он не падает. Стоит с повисшими обрубками рук и смотрит на Дональда черными, ничего не выражающими глазами. Ни упрека, ни удивления. Ни даже боли.

Дональд передернул затвор.

С трудом поднял винтовку к плечу – и замер.

Кровавый фантом потек. Кровь, обрубки рук, остатки одежды начали растворяться и расползаться, как акварельный рисунок, когда на него выльешь воду.

Дональд опустил винтовку и даже не заметил, как она выпала из рук и глухо ударилась о землю. Кровавый фантом – уже не кровавый фантом. Все превращалось в жидкость, и жидкость эта, вопреки законам гравитации, с чмокающим слизистым шипением стекала вверх, в дырку во лбу. С каждой секундой фантом становился все светлее и светлее, и по мере происходящих на его глазах изменений что-то менялось и в душе Дональда.

– Мертвый… – прошептал он дрожащими губами.

Метаморфоза закончилась. Перед Дональдом стояла белая фигура, лишенная каких бы то ни было опознавательных признаков. Ни рта, ни носа, ни ушей. Только те же мертвые черные лужицы глаз, которые так и продолжали смотреть на Дональда. Исчезла даже дырка во лбу.

Обновленный фантом повернулся и пошел прочь. Когда он отошел метров на десять, Дональд хрипло крикнул ему вслед:

– Мертвый! Ты мертвый! Совершенно! На хер! Мертвый!

Он опустился на траву рядом с винтовкой и нежно погладил приклад, потом ствол. Поднял на руки и стал укачивать, как укачивают ребенка.

– Ты убила его, умница моя, ты убила его, золотая моя девочка…

И то, что произошло в тот летний день на лесопилке, – несчастный случай. Ужасный несчастный случай, но не более того. Он попытался представить отца, и у него впервые за долгие годы получилось! Добродушный, седеющий отец, его ласковый взгляд, большие мозолистые руки. Впервые за долгие годы он не почувствовал во рту вкус смешанного с кровью шоколада, не представил окровавленное безрукое существо, глядящее на него с упреком и ненавистью.

Этот образ испортил ему всю жизнь. Но теперь все. С ним покончено. Дональд его убил. Он отбросил винтовку, положил руку на сердце и с наслаждением почувствовал исходящую из него бурлящую силу жизни. Осторожно лег на спину и посмотрел на небо. Это бесконечно-голубое пространство принадлежит ему, он может обнять его, если захочет.

И если все это – его сон, то он…

Бог. Я – Бог.

Властелин этого простора. Ничто не может его остановить: все, что он видит, принадлежит ему. Это же замечательно!

Он лежал довольно долго, упиваясь ощущением безграничной власти.

И только когда сел и огляделся, вспомнил, как обстоят дела. Петер, кемпер, машина… Его просто выбросили. Вывезли и выбросили в пустыне. Нашли козла отпущения.