Химмельстранд. Место первое - Йон Айвиде Линдквист

– Меня ударили ножом. Я ранен, – прошептал Стефан.

Из Изабеллы словно выпустили воздух. Окровавленные руки бессильно упали вдоль тела, она подняла голову и уставилась пустыми глазами на синее пластмассовое небо.

Волны боли, как удары тока, пробегали по руке Стефана. Пальцы на руке онемели. Словно издалека он услышал голос Майвор:

– Жгут! У кого-нибудь есть жгут?

Улоф подхватил Изабеллу под мышки – та уже начала медленно оседать на землю. Леннарт взялся за ноги, и фермеры отнесли ее к своему кемперу. На траве за ними тянулся кровавый след.

Стефан провел рукой по плечу, и пальцы сделались липкими от крови. Он проглотил слюну, зажмурился и снова открыл глаза.

Кровь, кровь. Повсюду кровь.

* * *

Эмиль даже не подумал зажмуриваться. Он прекрасно видел четверых солдат штромгруппы, которые, собственно, уже не выглядели, как солдаты штромгруппы, потому что просто стояли и ничего не делали. Видел, как папа бросился на маму Молли, потому что та начала себя резать, видел, как мама Молли ударила папу ножом. Хотел выскочить из машины, но не мог пошевелиться от страха – сжал зубы и смотрел.

Потом один из старых фермеров вырвал нож, забросил его подальше, и стало не так страшно; но мама Молли была вся в крови, и у папы тоже шла кровь из плеча. Все равно жутко, когда так много крови. Он только один раз видел в кино, как Дарт Вейдер отрубил руку Люку Скайуокеру, но тогда крови почему-то не было. Он даже не задумывался почему. А тут – вся трава почернела от крови. Наверное, мама Молли потеряла несколько литров, и кровь продолжала литься, когда ее унесли.

И наконец Эмиль увидел маму. Она подбежала к папе, увидела кровь, отчаянно крикнула и обняла его что есть сил. Стало немножко не так страшно, но он все равно не решался двинуться с места. Сидел в машине. Хорошо бы они за ним пришли, потому что ему очень страшно.

Солдаты штромгруппы повели себя странно – Эмиль никогда не видел, чтобы они делали что-то подобное. Они встали на колени и как по команде легли на живот. Эмиль прильнул к стеклу – они легли как раз там, где стояла мама Молли, прямо в кровь. С ума они, что ли, сошли?

И что-то случилось с их латами. Отсюда не очень хорошо видно, а из машины выйти страшно. Он потянулся за биноклем на заднем сиденье и приложил к глазам.

Их белые латы, а может быть, у них кожа такая, стали покрываться полосками, как будто кто-то невидимый рисовал параллельные, как на польской карамели, жирные красные линии, с каждой секундой все больше и больше.

Эмиль опустил бинокль и огляделся. На пороге своего кемпера стояла Молли и смотрела на четырех валяющихся в крови солдат. Она вовсе не выглядела испуганной. Смотрела так, как смотрят, когда хотят что-то понять.

И она как будто почувствовала, что Эмиль на нее смотрит, – подняла голову и глянула ему в глаза. Странно – с ее мамой такое случилось, а она не плачет, не кричит. Спокойный, сосредоточенный взгляд. Подняла руку и помахала ему.

Он помахал в ответ, хотя ему показалось, что в такую минуту ничего более странного и придумать нельзя, чем посылать друг другу воздушные приветы…

И тут она улыбнулась. Но он не мог и не хотел ответить ей улыбкой.

* * *

Дональд чувствует себя непобедимым. Одинокий ковбой, идущий по прерии, чтобы свести счеты с врагом. Бесконечная равнина, ружье в руках и конечно:

Охотник из Дональда никудышный – не хватает терпения. Через несколько часов на лосиной охоте он начал понимать причину несчастных случаев. Хочется подстрелить кого-то, не важно кого. Кого угодно. На третий раз не выдержал и подстрелил белку. Мощный, рассчитанный на лося заряд разнес крошечное тельце на кровавые ошметки, и он получил серьезный нагоняй от инструктора. Собственно, охота его не очень и интересовала – он записался в охотники, только чтобы получить лицензию на приобретение оружия. Само понятие «оружие» действовало на него гипнотически.

Самое большое впечатление от поездки в Грейсланд[24] на него произвела коллекция оружия Элвиса. Небогато изукрашенные перламутром и золотом пистолеты и револьверы подошли бы скорее Либерэйсу[25], чем Королю. Но около стенда, где были выставлены винтовки, ружья и автоматические карабины, он простоял больше часа.

В самом слове «вооружен» есть что-то магическое. Вооружен – значит, в твоих руках оружие. Смертоносное оружие, которым ты волен распоряжаться по своему усмотрению. Палец на крючке – да или нет, жизнь или смерть. И достаточно подумать о переменах, которые ты можешь вызвать в жизни десятков людей легким движением указательного пальца. Оружие – не просто мастерски сконструированный и скрупулезно точно собранный прибор из дерева и металла. Это средство стать истинным господином своей судьбы.

Вот о чем думает Дональд, шагая по полю и громко распевая John Brown's body. Именно так. Он идет навстречу своей судьбе. Сон или не сон… винтовка в его руках – уж точно не сон.

Но постепенно решимости поубавилось. Кровавый фантом был намного дальше, чем Дональду показалось, к тому же вовсе не двигался к нему навстречу, а, наоборот, уходил. Шел в том же направлении, что и Дональд, только немного под углом. Шел медленно, Дональд постепенно его догонял, но расстояние сокращалось очень медленно, к тому же давала о себе знать скверная физическая форма. Да и возраст – уже не юноша.

И когда Дональд наконец приблизился настолько, что мог различить черты лица, артритные колени болели невыносимо и глухо ныла спина.

Рук нет, все тело залито кровью. На голове ни единого волоса.

Одно Дональд знал твердо. Иначе он ни за что не погнался бы за фантомом. Фигура перед ним – не его отец. Это образ, картина, созданная его воображением после несчастного случая, картина, заслонившая все остальное. Кровавый фантом. Кошмар его ночей и в то же время нечто, чего не существует в природе.

Тогда что это?

Он вспомнил крылатое выражение из фильма «Оса-Ниссе на охоте». Ниссе с приятелем лежат в засидке. Темно, почти ничего не видно. Они не знают, что жены пошли их искать. Приятель замечает какое-то движение, думает, что это лось, но не уверен. Спрашивает Ниссе: «Как ты думаешь, кто это?»

– Э, – отвечает Оса-Ниссе. – Выстрели, и узнаем.

Много раз эта реплика всплывала в памяти, когда надо было принять непростое решение, но никогда настолько уместно.