Дети непогоды - Павел Марушкин

* * *

Изенгрим Фракомбрасс потянул верёвку. Люк, скрипнув, открылся. Изенгрим Фракомбрасс отпустил верёвку. Люк, скрипнув, закрылся. Поковырявшись пальцем в крепких жёлтых клыках, капитан что-то неразборчиво буркнул. Бурчание прозвучало вполне одобрительно. Старый одноглазый обезьянец радостно заулыбался. Заслужить похвалу капитана было куда труднее, чем порицание в виде запущенной в голову бутылки.

— А ты уверен, что катапульта сработает как надо? — спросил Ёкарный Глаз.

— Обижаешь, кэп! Может, старый Хуак Даридуда и выжил из ума, как утверждают некоторые, но инженерное дело не забыл! Я настроил каждую, что твою скрипку! Конечно, мягкий заряд не пролетит такого большого расстояния, как твёрдый…

— А нам много и не надо. Достаточно, чтобы он попадал прямо в цель за двадцать-тридцать шагов.

Капитан ещё раз подёргал верёвку. Вроде бы всё работало, как задумано, — незаметные люки открывались в стенах гальюнов легко и быстро. Капитан с наслаждением почесал под мышкой. Этот жест культурные обезьянцы старались не делать — но Изенгрим Фракомбрасс не был культурным обезьянцем. «И кроме того, мы здесь все свои, не так ли?» Он ухмыльнулся. «Тяжёлая Дума» стояла в доке на секретной базе пиратов в одном из укромных уголков Великого Леса. Последний поход удался на славу: трюмы, под завязку загруженные вином и продовольствием, — и практически никаких потерь. «Теперь но меньшей мере пару месяцев можно ни фига не делать, лежать в гамаке и расслабляться». Конечно, на самом деле пиратам надоест бездельничать куда раньше, уже через три-четыре дня: обильная еда и выпивка сделают своё дело, и их потянет на подвиги. «А почему бы и нет, в самом деле? Давненько я не устраивал хороший махач». Капитан Фракомбрасс мечтательно улыбнулся. Вавилоняне в этом смысле не были опасными противниками. Конечно, канониры у них недурны, и попасть под обстрел регулярного флота — удовольствие сомнительное. Но в абордажной схватке один пират стоит трёх-четырёх флотских. «Последняя клёвая драчка случилась у нас с теми дикарями. Если б не тварь из реки, мы бы неплохо позабавились! Бедный старина Гумперт! От него откусили половину…» Вспомнив старину Гумперта, капитан взгрустнул. Конечно, он был горьким пьяницей и бесстыдником — даже по обезьянским стандартам; одно только совращение малолетки чего стоило… Но зато какие смешивал коктейли! Такого стюарда ещё поискать… Гм… А почему бы в самом деле не поискать хорошего стюарда, а то и, чем предки не шутят, — квартирмейстера? Мысли капитана приняли вполне конкретное направление. Разумеется, среди упившихся и горланивших пиратов подходящей кандидатуры не найдёшь. «Они славные ребята, но… Пожалуй, имеет смысл захватить какой-нибудь круизный лайнер. Тем более что они обычно ходят без конвоя, в отличие от торговых караванов».

— Эй, кэп, как там твои говномёты? — в стельку пьяный пират, покачиваясь, с ухмылкой смотрел на капитана. — Старый Хуак болтает, что…

Пущенная ловкой рукой, бутылка с остатками «Бэбилонского красного» разбилась о лоб говорившего. Закатив глаза, обезьянец рухнул навзничь. «И ещё нам не помешал бы хороший кок, — рассеянно подумал Фракомбрасс. — Нынешний умудряется стряпать совершенно несъедобные вещи из отличных продуктов. Вроде высоким классом считается, когда всё наоборот».

* * *

День выдался на редкость спокойным. Два или три раза Хлюпик отрывался от книги и выходил на палубу покурить. Матросы-обезьянцы смотрели на него с интересом и принюхивались, но полюбопытствовать, что же такое дымится в странной деревянной штуковине, никто не решался. Очевидно, с субординацией на корабле Вхутмаса было строго — Хлюпик заметил, что команда дирижабля практически не общается с ними. Исключение составлял Кукопат Кое-Тае: несмотря на свою экзотическую внешность, он оказался весёлым и компанейским парнем. Довольно скоро выяснилось, что у них с Иннотом есть в Вавилоне общие знакомые, и теперь они на пару радостно перемывали им косточки. Попутно Кукопат выстругивал из небольшого стоеросового брусочка «курительный прибор», как он обозвал будущую трубку. Хлюпика пригласили в качестве специалиста-консультанта, и польщённый вниманием юный смоукер начал распинаться относительно видов, форм и достоинств различных трубок. Несколько растерявшийся от такого количества информации Кукопат попросил изобразить самую простую конструкцию, и Хлюпик торжественно передал ему свою трубку. «А, ну это и в самом деле просто», — с облегчением пробормотал мастер, и спустя час очень довольный Иннот стал обладателем небольшой изящной «носогрейки». Подробно, как маленькому, Хлюпик объяснял ему премудрости правильной набивки и разжигания.

— А как вы делаете смоук? — полюбопытствовал Иннот, пижонски выпустив изо рта прозрачное колечко и тут же позорно закашлявшись.

— Прежде чем ты научишься этому, надо хотя бы перестать кашлять от табачного дыма, — снисходительно объявил Хлюпик. — У меня, например, на это ушло около месяца; а свой первый смоук я совершил только в конце первого класса. Слышал ты когда-нибудь такое слово — «экзамен»?

— Да слышал вообще-то, представь себе, — пробормотал Иннот.

— Так вот, в первом классе нашей школы все сдают экзамен на смоук. Для этого у учителя есть специальная экзаменационная трубка, и ты должен выкурить полную чашечку крепкого табаку, ни разу не поперхнувшись. Но спешить тоже нельзя; здесь важно уловить свой ритм затяжек и следовать ему. Тогда у тебя мало-помалу всё начнёт получаться.

— С ума сойти! А нельзя разве обойтись без всех этих тонкостей? — жалобно спросил приятель.

— Можно, конечно, только удовольствия настоящего не получишь, — Хлюпик пожал плечами. — Это как с едой: можно тупо сжевать найденные в лесу ягоды и коренья, а можно приготовить из них какое-нибудь редкое блюдо, вроде того, которое было сегодня на обед. Как его…

— Салат а-ля кошон, — буркнул Иннот. — Ну, мне магистром трубочных наук точно стать не светит: очень уж крепкое у тебя это зелье.

— Так это ж махорка! Она всегда крепкая. А вот табачные смеси — они разные бывают: покрепче, послабее, ароматизированные или обладающие натуральным запахом…

— Ну дела! — только и мог ответить Иннот.

Выколотив шарик золы, он проследил, как тот падает вниз, вздохнул и пошёл в каюту. Хлюпик вновь набил свою трубку. Вечерело. В небе начали проклёвываться первые звёзды. «А я-то хорош! — подумал Хлюпик. — Строю тут из себя наставника, а сам когда в последний раз делал правильный смоук? Неделю назад? Или две?» Он затянулся и прикрыл глаза, представляя, как горячий ароматный дым, клубясь, заполняет лёгкие. Постепенно окружающий мир делался всё бледнее и бледнее, становился далёким и необязательным. Остался только неторопливый ритм затяжек да тихое шипение трубки. Хлюпик всё глубже и глубже погружался в себя — впервые за много дней. Наконец, махорка вся выгорела.

— Это был хороший смоук, — пробормотал Хлюпик ритуальную фразу.

Чувствуя лёгкое приятное головокружение, он встал и отправился в каюту. Верный своему слову Иннот как раз собирал в охапку подушки и одеяла — он собирался ночевать на палубе.