Маска Атрея - Эндрю Джеймс Хартли

— Мой отец был дураком, — сказала она, и в голосе звучали боль и стыд. — Многие годы, верный солдат своей страны, он работал на старых коммунистов в Восточной Германии.

— В Магдебурге, — подсказала Дебора.

— В Магдебурге, да. Ему давали медали, награды. А потом вернули в Россию, и его... статус?

— Положение?

— Положение. Его положение понизилось. Ему больше не доверяли. Он еще пятнадцать лет работал в КГБ, но никогда уже не был... прежним. Когда он закончил... Когда вышел в отставку, он по-прежнему имел более низкий статус — положение, — чем когда жил в ГДР, в Восточной Германии.

— Что он делал? — осторожно спросила Дебора, уверенная, что она на грани чего-то важного.

— Писал вот это.

Русская зажала в кулак пачку писем и потрясла ими.

— О чем они?

Александра затихла, немного склонив голову вперед и полузакрыв глаза, словно молилась. Руки двигались сами по себе, очевидно, что-то разыскивая просто на ощупь, и вытащили из пачки один-единственный лист.

Он отличался от других — глянцевая черно-белая фотография, размеченная красными линиями, стрелками и нацарапанными буквами кириллицы. Александра, по-прежнему не открывая глаз, положила снимок на тонкий ковер — аккуратно, бережно, словно это что-то очень хрупкое или взрывоопасное, и подтолкнула по полу к Деборе.

— Что это? — спросила Дебора, подбирая бумагу и метнув взгляд на русскую, которая молча застыла, сидя на корточках. Та не ответила, и Дебора стала рассматривать фотографию.

На самом деле на ней оказались четыре снимка — один и тот же объект, сфотографированный из четырех различных позиций. Объектом был человек, лежащий на спине; глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. На двух фотографиях — серых и смазанных — тело от головы до пояса, две другие — крупный план лица, четче и контрастнее. На обеих на лбу мужчины была видна дырка, чуть-чуть в стороне от центра. Похоже на дырку от пули.

— Не понимаю, — сказала Дебора с ноткой раздражения. Русская была чрезмерно мелодраматична. — Кто это?

Александра по-прежнему молчала, и у Деборы возникло странное ощущение, что русская чего-то ждет. Дебора нахмурилась и снова посмотрела на фотографию.

— Кто?..

И тут отдельные фрагменты вдруг начали складываться в четкую картинку: редкие черные волосы, расчесанные на пробор, бледность кожи, брови, подбородок, форма рта, густая щеточка коротко подстриженных усов...

— Нет, — прошептала Дебора. — Не может быть.

Она уставилась на фотографию и покрывающие ее красные линии и стрелки.

— Не может быть. Он похож на...

— Гитлера, — закончила Александра, не поднимая глаз. — Он похож на Гитлера.

— Адольфа Гитлера, — пробормотала Дебора. — Да. Но...

— В конце войны, — заговорила Александра, теперь шепотом, — Гитлер покончил с собой в бетонном... бункере, да?

— Да. — Дебора словно разучилась мыслить ясно. Ей казалось, что она бродит в тумане. Что ждет ее впереди, она и вообразить не могла.

— Русские нашли его тело вместе с другими, — продолжала Александра. — Их забрали, чтобы освидетельствовать и похоронить, но тела были сильно повреждены и было очень жарко. Поэтому их не увезли в Москву, а по приказу НКВД передали в штаб-квартиру СМЕРШа, то есть военной разведки...

— ...в Магдебурге, — медленно проговорила Дебора.

Туман рассеивался, но теперь она падала, летела вверх тормашками — как, наверное, могла бы падать в темноту микенской цистерны.

— Да, в Магдебурге, — подтвердила Александра. — Все было открыто. Честно. И все это знают. Кроме моего отца. Мой сумасшедший отец стал одержим идеей...

— ...что тело Гитлера так и не попало в Магдебург, — закончила Дебора. Собственный голос напоминал ей звон далекого колокола. Потом перефразировала, вставив слово из письма, которое было у Сергея Волошинова в ночь, когда его убили. — «Останки Адольфа Гитлера так и не попали в Магдебург».

А значит, тело, которое исследовали в лаборатории?..

Нет. В тайной комнате в Атланте Ричард хранил тело Гитлера? Невозможно. Как оно туда попало?

Точно так же, как клад Приама оказался в Пушкинском музее, ответил голос у нее в голове.

Прошло три часа. Вернулся Василий с покупками, и Александра занялась на кухне обедом. Дебора сидела в кресле и смотрела на коробки, пока мозг осваивался с новым поворотом дела.

Если Сергей Волошинов был прав, то она и, коли на то пошло, Ричард, Маркус и его отец шли по ложному пути. В записке, найденной у русского, и впрямь говорилось о теле, которое вез немецкий конвой и которое затем оказалось в потайной комнате за книжным шкафом Ричарда. Она, однако, ошибалась, предполагая, что это немцы хотели, чтобы тело попало в Магдебург. Они хотели, чтобы оно попало в безопасную Швейцарию. Тело отправили в Магдебург русские, хотя это произошло позже, а к тому времени, если Волошинов был прав, они уже имели дело с совершенно другим трупом.

Волошинов — и не он один — верил, что найденное в Берлине тело, которое приняли за труп Гитлера, принадлежало кому-то из нескольких двойников фюрера. Именно это тело забрали в Магдебург для расследования, освидетельствования и, впоследствии, похорон, тогда как настоящее было похищено. Волошинову понадобилось десять лет поисков, чтобы случайно наткнуться на историю американского подразделения, столкнувшегося с немецким конвоем в нескольких милях от швейцарской границы, — а затем он установил дальнейшую судьбу груза. Когда старик решил, что вычислил его местонахождение, он получил визу и полетел в Атланту.

Но все это, несомненно, лишь безумие?

Вот как его начальство воспринимало теории Волошинова: отказ прекратить расследование привел его к лишению наград и переводу на канцелярскую работу в Москве. Однако Дебора — благодаря помощи недовольной Александры — добралась до сути его доводов и уже не была так уверена, что имеет дело с бредовыми измышлениями.

Во-первых, Волошинов был одинок только в том, что держался за свои теории даже после того, как ему велели от них отказаться. Множество других людей тоже сомневалось насчет похороненных в Магдебурге останков. Сам Сталин обвинял британцев и американцев в том, что они позволили Гитлеру сбежать и поселиться где-то за границей — возможно, в Южной Америке. Не исключено, что это была просто дезинформация, придуманная, чтобы обвинить западных союзников в снисходительности — даже дружелюбии — к человеку, которого у русских были все основания ненавидеть. Тем не менее Сталин искренне сомневался в подлинности найденного в Берлине тела.

История, насколько Дебора смогла разобраться, выводилась из комбинации официальных отчетов, сообщений очевидцев и слухов, причем картина складывалась непоследовательная, порой даже противоречивая. Очевидно, Волошинова эта непоследовательность не смущала. Наоборот, он привлекал внимание к дырам и неувязкам; они указывали на изъяны в официальной версии событий. Одна нить аргументации шла от полковника МВД по фамилии Меншиков в его собственноручно написанных письмах, адресованных лично Волошинову и очень похожих на то, что было при нем в ночь смерти. Насколько поняла Дебора, Меншиков во время падения Берлина служил в семьдесят девятом подразделении СМЕРШ. Он участвовал в обыске бункера, слышал показания уцелевших и видел, как — на основании этих показаний — обуглившиеся тела Гитлера и Евы Браун выкопали из неглубокой могилы в саду имперской канцелярии.