Ричард III. Последний Плантагенет - Светлана Алексеевна Кузнецова

– Королева отошла во сне, Ваше Величество, – отрапортовал лекарь.

Анна умерла в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта. Солнце Йорка угасло.

– Почему ей не помогли?! – закричал Ричард. – Где служанка? Кто находился с ней ночью?

Ответом были рыдания и стенания какой-то девицы.

– Все вон отсюда, – устало проговорил Ричард. – Оставьте меня с госпожой наедине.

Анна возлежала в белом облачении в окружении белоснежных цветов и казалась еще прекраснее, чем при жизни. Она заснула. Ушла. Ее не было в Вестминстерском аббатстве, но от этого не становилось легче. Пол не переставал качаться и плыл перед глазами древний храм. Свечи, статуи, безликие подданные, оплакивающие свою королеву… Ричард видел четко лишь Анну – свою Пречистую Деву, как когда-то решил в замке Миддлхейм.

Зря он вспомнил. Перед мысленным взором встала маленькая кудрявая девчушка. Свет падал на ее всегда растрепанные волосы и казался золотым ореолом.

«Сэр рыцарь», – прозвучало в голове, и Ричард не смог сдержаться.

Его колотило. Слезы текли по щекам, а горло разрывали рыдания. Королю и рыцарю следовало стойко сносить удары судьбы, но успокоиться Дик не мог. У него просто не осталось для этого сил.

Их совместные прогулки, разговоры, танцы. Прощание, когда Ричард отправлялся на свою первую войну. Возвращение с победой. Как же он был счастлив в Миддлхейме!

«Сэр рыцарь, ты покидаешь нас?» – вновь отозвался ее голос.

Так Анна говорила, когда он уезжал в Лондон.

«Почему-то мне кажется, ты не просто уезжаешь, Дикон»…

После этих слов Ричард упрекнул ее в нечестности… Да как он посмел?! Он сам – вот кто предал их клятву. Тогда и после – когда вызволял Эдуарда из плена Уорвика.

«Ты думаешь, похищать благородную девицу из родительского дома неправильно, ведь так?»

«Дикон… – ответил брат тогда. – Ты об Анне? Хочешь, вернемся и заберем ее?»

Если бы он только послушался своего сердца, а не глупой гордости и представлений о чести, которые по собственной воле повесил себе на шею, будто камень… Ричард не замечал их тяжести, считал: только так жить и должно. А они давили как горный хребет и незаметно поломали крылья его души.

«Нет, – ответил Дик тогда. – Я не смею ее обесчестить. Анна возненавидит меня, и к тому же дамы сердца большинства легендарных рыцарей находились замужем. Подобное нисколько не мешало их любви».

Да с чего он решил, будто Анна вообще умеет ненавидеть?!

Следовало вернуться. Вызвать Уорвика, если бы тот стал противиться. И пусть бы Ричард Глостер обрел любовь или погиб, заливая плиты двора замка Миддлхейм алой кровью! Зато не случилось бы бегства Анны во Францию, ее брака с отпрыском Анжуйской, унижения, которому подверг принцессу герцог Кларенс. Король, не проигравший ни одного сражения на поле брани, не сумел оградить от беды единственного дорогого ему человека.

Анна попала на небеса – он не сомневался в этом. Она вновь увидела их сына и безмерно счастлива – так говорил священник, и Ричард верил ему. Но вместе с Анной король оплакивал собственную жизнь, которая теперь кончена. Больше его здесь не держал никто и ничто.

Ричард не мог справиться с этим горем. Оно ширилось и захлестывало с головой. Дик увязал в нем, словно в трясине.

То, что в храме вдруг стало очень тихо, Дик заметил не сразу. Сделал знак продолжать мессу, но взгляды присутствующих не отпускали его все равно. От них веяло холодом. Они кололись, словно иглы и копья.

Хор мальчиков высокими и чистыми голосами запел Agnus Dei. Божественно прекрасная мелодия вознеслась к высокому своду, достигнув, казалось, самих небес. Анна наверняка ее слышала и радовалась. Она поразительно тонко чувствовала музыку, и рыдания мужа не должны были мешать ей. Дик попытался успокоиться, но стало только хуже. Пелена перед глазами не исчезала, как бы он ни тер веки, смаргивая слезы. Мир трескался, словно зеркало из недавнего кошмара. А потом он раскололся, и Ричард ощутил себя снова падающим во тьму.

Ступни обдало леденящим холодом. Сотни клинков вонзились в ноги. Боль начала медленно подниматься к груди.

* * *

Ричард очнулся в небольшой комнате, но еще долго не мог прийти в себя. Озноб не проходил, сердце то замирало, то пыталось проломить ребра, и туман, застилавший взор, так и не развеялся.

– Мой король, выпейте это.

Губ коснулась кромка кубка. Дик кое-как проглотил горькую настойку. Питье оцарапало горло, но по телу наконец разлилось тепло.

– Мне нужно вернуться в храм, церемония не могла завершиться столь быстро.

Лекарь посмотрел на него опасливо и вцепился в сжавшую подлокотник кресла руку:

– Все уже закончилось, мой король.

Дик прикрыл глаза и всхлипнул, как в детстве. Он не смог даже проводить ее достойно! Анна, Дама Сердца, его единственная королева – она не существовала более.

В нос ударило чем-то резким, и веки распахнулись сами собой. Лекарь немедленно отстранился, в руке он держал флакон с нюхательной солью.

– Благодарю вас, – холодно ответил Ричард, пресекая возможные возражения. – Скажите, чтобы подали коня. Я возвращаюсь во дворец… – он помедлил, прежде чем подняться. Пол пару раз качнулся, пришлось вцепиться в кресло и стиснуть зубы, переживая очередной приступ слабости. Но уже через несколько мгновений все прошло. Пожалуй, он не упадет, идя по коридору. А вот в своей способности держаться в седле король усомнился. – Нет… все же карету, – велел он.

Прибыв в замок, Дик отмахнулся от придворных, желавших высказать слова соболезнования. Самым назойливым из них король ответил что-то резко и зло. Вдове Эдуарда хватило если не такта, то ума не попадаться ему на глаза, а вот ее дочери – нет.

Елизавета кривлялась и ахала, через гримасу сочувствия и скорби постоянно просвечивало злорадство и предвкушение триумфа. Ричард плохо понимал, какая добрая сила не позволила ему придушить гадюку собственными руками. Не иначе Анна незримо помогала ему из райского сада.

Он прошел в покои своей королевы и приказал не беспокоить. Дик прожил в них три долгих дня.

Никто не смел тревожить короля. Ричард не занимался государственными делами. Почти не ел. А спать он не мог и так. Все время он либо ходил по комнате, либо сидел в кресле Анны, осторожно касаясь пальцами струн ее арфы. Дик не умел играть, он и свою лютню-то не знал по-настоящему, но сидеть так казалось спокойнее. Легкое грустное звучание прогоняло тишину.

На исходе последней ночи Дик очнулся с четким пониманием, что скрываться более не имеет права. Мысль о предстоящих делах не отзывалась безысходностью в его сердце. Его Величество задремал в кресле, сжимая молитвенник супруги, а проснулся, когда тот начал падать. Ричард поймал книгу до того, как та коснулась пола. Положил на стол, ощущая странное умиротворение и усталость, словно после долгого и изнурительного боя.