Антиквар - Александр Бушков

Они остановились так, что любому оставалось сделатьодин-единственный шаг – и выйти на дистанцию кулачного удара. Пока что вблудливых ручонках у них ничего не появилось, но ожидать следовало всего.Страха Смолин, разумеется, не испытывал, чтобы его напугать по-настоящему, требовалосьнечто большее – но отнестись к происходящему следовало серьезно. Как выражаетсяГлыба, нынче все понятия перепутаны, будто клубок шпагата, с которым пьяныйкошак игрался. Лет тридцать назад еще можно было предсказать со стопроцентнойпочти вероятностью, когда тебе собираются просто-напросто вывернуть карманы,когда – зубы повыбивать из пьяной удали, да этим и ограничиться, когда естьсерьезный шанс опасаться за жизнь. Нынче, увы, никаких четких правил несуществует, произойти может что угодно и закончиться чем угодно…

Пауза – а также и вся мизансцена – что-то затягивалась, иСмолину именно это начинало не нравиться…

– Ну что, юные пионеры? – спросил он, чтобынемного прояснить ситуацию. – Сигаретку нужно, или «скоко время»?

Он уже успел запомнить всех трех – авось, пригодитсякогда-нибудь. И вновь подумал, что они чересчур невозмутимы, немногословны,неподвижны для мелкой шпаны, все равно, трезвой, пьяной или уколотой…

– Слышь, дядя Вася, – сказал, таращась в глазаСмолину с наглой улыбочкой тот, что помещался посередине. – Ты, говорят,мужик неглупый…

«Так-так-так», – сказал себе Смолин. И даже, вот смех,испытал нечто вроде облегчения, чуть ли не радости: аморфные угрозы без имен илиц вдруг материализовались, хоть и самую чуточку. Шестерки, конечно, но все ж– кое-какая ясность появляется…

– Допустим, – сказал он спокойно, чуть касаясьподушечкой большого пальца выступа на головке трости.

– Ну тогда пораскинь мозгами не на травку, а вголове, – проговорил здоровяк в синей футболке тоном, который ему,очевидно, представлялся крайне грозным. – А то можешь мозгами и по стенамраскинуть…

– Короче, чадушко, – сказал Смолин.

– А если короче – живи скромнее и не суйся затычкой влюбую дырку. Понял?

– Совершенно не понял, – сказал Смолин. –Интересно, где я вам дорогу перешел?

– Ты нам, старый хрен, дорогу перейти не всостоянии, – обиделся, сразу видно, главарь. – Дорогу ты перешелсерьезным людям, ясно?

– Это которым?

Смолин его нарочно заводил – и парниша, похоже, начиналпомаленьку закипать: он такой рослый, такой мускулистый, такой крутой, всю«Бригаду» видел на два раза, а тут события протекают совершенно неправильно, небоится его клиент, словесно издевается…

Остальные двое тоже начинали закипать – а зря, подумалСмолин, совершенно зря, работу надо делать хладнокровно и рассудочно, пугать нехамским тоном и скрипучим бицепсом. В какой песочнице вас только откопали?

– Не твое собачье дело, – в конце концов отрезалглаварь. – Короче, если не хочешь, чтобы тебе ноги поломали, не отирайсябольше вокруг бабки с картинами… Усек?

Еще как усек, подумал Смолин. Ах, славно-то как, моихорошие, какой-никакой, а следок даете…

– Ну, ты понял, чмо бродячее? – рявкнул тот, чтопомещался от Смолина справа – скучно ему было стоять статистом, ничего ондругого не умел, кроме стандартной закоулочной разборки…

– Мальчик, – сказал Смолин, с легкой усмешкойглядя на «парламентера». – Ты что, дурацких фильмов насмотрелся? Незнаешь, как приличные люди должны разговаривать с приличными людьми? Давпрочем, куда тебе, дрочиле-мученику…

Его собеседник аж захлебнулся от злости. Смолин стоял на томже месте, покрепче упершись в землю ногами и стараясь держать всех трех в полезрения. Он был почти спокоен. Ни у кого из этих обормотов нет волыны – одеты полетнему времени предельно легко, пистолет удалось бы заметить быстро, окажисьон за поясом или в кармане. Они, конечно, могут оказаться суперкаратистаминаподобие Чака Норриса, но что-то не похоже, никак не похоже.

Голову можно прозакладывать, что перед ним – обычнаяокраинная шпана…

А в общем, складывалось пока что неплохо. Он был спокоен иготов рвать глотки всерьез – а эта троица хладнокровием похвастать не могла,кипела, как пельмени на сильном огне, а значит, в случае чего и реакция у нихокажется похуже и прыти должной не будет. Предупредил бы их кто, что эмоции втаких делах категорически противопоказаны…

– Ну, я смотрю, ты по-хорошему, козел, не понимаешь…

Смолин отпрыгнул, на пару секунд упредив их бросок к нему. Нажавбольшим пальцем незаметную костяную кнопочку на трости, резко развел руки. Влевой у него остался пустой футляр из темного дерева, зато в правой –четырехгранный клинок длиной сантиметров в семьдесят, узкий и острейший. То,что таскал с собой Глыба – жалкое подобие настоящего оружия, то, что сейчаспоблескивало у Смолина в руке, было произведено сто с лишним лет назадзолингеновскими немцами, хозяйственно использовавшими в работе клинки шпагвремен Наполеона. Когда-то в Европе была повальная мода на такие вот трости…

Он ждал, напряженный и опасный. Вот только соплякиничегошеньки не поняли, мимолетное удивление на их лицах моментально сменилосьглумливой насмешкой. Тот, что был от Смолина слева, прямо-таки заржал отизбытка чувств:

– Ну ты, дядя, придурок…

– Мушкетер, гляди-ка, – подхватил второй. –Пора-пора-порадуемся…

Они похохатывали, переглядывались, бесконечно уверенные всебе, совершенно не представлявшие, на что способна в умелых руках боеваяшпага, пусть и наполеоновских времен…

Есть! Один кинулся вперед, выбрасывая ногу в довольнонеуклюжем броске, который ему, надо полагать, представлялся грознымкаратистским выпадом…

Без всякого труда уйдя в сторону, Смолин развернулся кпротивнику правым боком, сделал скупой выпад, вонзил клинок в левое ухо и тутже отдернул, переместился правее, на свободное пространство…

Все шло, как он задумал – получивший абсолютно несмертельнуюрану индивидуум сначала взвыл, хватаясь за ухо, потом отступил спиной вперед напару шагов, зажимая ладонью ухо, издавая странные звуки – нечто среднее межстонами и оханьем. Ухо – орган специфический. Когда его поранишь, кровь хлыщетв особенно обильных количествах, так что человеку неопытному тут же начинаетказаться, что ему пришли кранты, смертушка неминучая… На несколько ближайшихминут уколотый, сразу видно, вышел из боя, сократив орду противника на треть…

Расслабляться было некогда: оставшиеся двое уже перли нанего с грацией обкурившихся травки бегемотов, и следовало работать отточенно.Первого Смолин встретил каскадом молниеносных, неглубоких, но настоящих уколов– в грудь, по плечам, по рукам, что опять-таки было совершенно неопасно дляжизни, но чертовски болезненно. Напоследок хлестнул противника клинком поплечу, по ключице, словно палкой огрел. Получилось на пятерку – обормотзатоптался на месте, шипя и охая от боли, попятился, прислушиваясь к ощущениямв организме и пытаясь понять, что с ним происходит: а белая футболка местах вдесяти покрыта кровяными пятнами, что не добавляет ни здравого смысла, ниспокойствия… Минус два.