Игра в кроликов - Терри Майлз

Я киваю, и Истон Парут уходит.

Стоит ей скрыться из виду, я снимаю кроссовки и нахожу под левой стелькой плоский серый жучок. Он чем-то напоминает трекер, который вешают на ключи.

Жучок я бросаю в остатки кофе, ощущая себя шпионом, ломающим сим-карту, и выскакиваю на улицу. Я хочу проследить за Истон, но, когда выхожу из кофейни, ее уже нет.

32. Восход луны

Хлоя встречает меня на улице перед домом.

– Обязательно было звонить в шесть утра? – спрашивает она.

– Ага.

– Ну и где тебя носило?

Я улыбаюсь.

– Алан Скарпио угощает тебя пирогом, Шелест пьет с тобой кофе. Что дальше, Хейзел подкатит к тебе на фургончике и поведет есть рогалики?

Пока Хлоя готовит завтрак, я выкладываю все, что произошло за ночь, начиная с потайного астрологического кода в «Зомпокалипсисе» и заканчивая Истон Парут – то есть Шелест, – которая проследила за мной до переулка.

После завтрака я показываю фотографии стены за мусоркой, и следующие несколько часов мы просто изучаем их, пытаясь понять значение, скрытое за мешаниной цифр и букв.

– Это символ с дверей Гейтвикского института, – говорит Хлоя, указывая на круг над треугольником, расположенный в самом центре.

– Истон сказала, что это «Восход луны», – говорю я.

– И что это значит?

– Без понятия. – Я пожимаю плечами.

С минуту мы сидим молча.

– Фокусник, наверное, знает, – говорю я и тут же об этом жалею.

Фокусник до сих пор не появился, и напоминать об этом не стоило.

– Прости, – говорю я.

Хлоя качает головой.

– Ничего. Нужно подумать, у кого еще можно узнать, что это значит.

Я вспоминаю про Рассела Миллигана, но он точно не станет с нами говорить.

– Не знаю, может, к Толстяку сходим?

Хлоя подскакивает на ноги.

– Твою мать, точно, Толстяк! – говорит она, бежит к двери и бросает мне кроссовки. – Так, погоди.

– Что?

– Проверь, нет ли жучков.

Мы перетряхиваем всю обувь, но ничего не находим.

33. Невидимый город

Припарковавшись за несколько улиц от секс-шопа, мы выходим из машины и тут же натягиваем капюшоны, спасаясь от дождя. Мы торопимся, и в какой-то момент Хлоя вдруг хватает меня за руку; на мгновение кажется, что мы самая обычная парочка, бегущая под дождем в уютное теплое кафе, а не одержимые игрой психи, спешащие в подвал секс-шопа к нелюдимому мужику с арбалетом, потому что нам нужна помощь в смертельно опасной игре, на которой держится мультивселенная.

По пути я думаю, каково было бы справляться с этим в одиночку. Мне кажется, никто бы не выдержал. Как же хорошо, что у меня есть Хлоя.

Добежав до магазина, я обращаю внимание, что калитка не просто не на замке – она распахнута до упора.

– Какого хрена? – говорит Хлоя. Она тоже это заметила.

Мы спускаемся по лесенке к подвалу; из глубины помещения доносятся приглушенный стук и шарканье.

– Эй? – окликает Хлоя.

Звуки становятся громче, а потом вдруг затихают. Дверь приоткрыта; я стучу, а потом медленно толкаю ее. В тишине раздается протяжный пугающий скрип.

– Толстяк?

– Нил? – зовет Хлоя.

Ответа нет.

– Это мы, – говорю я. – Пожалуйста, не стреляй в нас из арбалета.

Вы проходим в подвал. Флуоресцентные лампы не горят; мрак разгоняет лишь тусклый теплый свет, льющийся откуда-то из глубины.

Подвал перевернут вверх дном. Относительно упорядоченные тропинки между шкафами превратились в извилистые реки разбросанных книг и бумаг.

– Эй? – снова зову я. Уж лучше потерять элемент неожиданности, чем получить арбалетный болт под ребра.

Ответа по-прежнему нет.

– Что тут случилось? – спрашивает Хлоя, вслед за мной пробираясь сквозь завалы книг, разбросанных по полу.

– В фильмах так обставляют сцены ограбления, – говорю я. – Ничего не трогай.

– Охренеть. – Хлоя вдруг замирает. – Мать пропала.

Я поднимаю взгляд, и действительно: стена, которую раньше полностью занимал самодельный суперкомпьютер, пуста. На месте сотни мониторов и тонны прочей аппаратуры торчат одни только провода и обломки выкрашенного в черный дерева.

Мы так и стоим, глядя на стену, пока не слышим впереди глухой скрежет – в этот раз куда тише, чем раньше.

– Черт, – шепчу я. – Грабитель что, до сих пор здесь?

Меня настолько поразило состояние подвала, что мысль о преступнике даже не закралась в голову.

Хлоя берет в руки лампу и взвешивает на ладони.

– Не поможет, – говорю я и откручиваю металлическую ножку от старого обеденного стола, который раньше был полностью заставлен коробками.

– Охренеть, откуда такие идеи? – спрашивает Хлоя.

– Не помню. Из какого-то фильма, наверное.

Я передаю тяжелую ножку стола Хлое, откручиваю себе вторую, и мы осторожно пробираемся по подвалу к источнику света, откуда доносится скрежет.

Как выясняется, свет исходит из коридора, идущего параллельно основному помещению. Завернув за угол, в самом конце мы видим приоткрытую дверь, из-за которой он льется. Потихоньку приблизившись, я толкаю дверь ножкой стола.

Первое, что бросается в глаза, – кровь.

Мы даже не сразу понимаем, где оказались. Только при виде туалета, отделенного металлической перегородкой, становится ясно, что перед нами ванная комната.

На полу, привалившись к стене у туалета, сидит человек.

Толстяк Нил.

Судя по всему, он мертв, причем давно. Хлоя достает телефон, но не успевает набрать 911, потому что с улицы слышится грохот.

Кто-то хлопнул калиткой. Мы выскакиваем из ванной, продираемся через разгромленное логово Толстяка и взмываем по лесенке.

Но никого нет. Улица перед секс-шопом пуста.

Значит, убийца Нила все же был рядом. Меня бьет дрожь, и я стараюсь не думать о том, как высока была вероятность разделить судьбу Толстяка.

Мы возвращаемся в ванную. Хотим вызвать полицию, но только Хлоя тянется к кнопке вызова, как Толстяк издает булькающий хрип.

Мы бросаемся к нему.

– Держись, – прошу я, – мы вызовем «Скорую».

Нил хватает меня за руку и тянет к себе. Его били ножом – раны зияют по всему телу, и шея тоже рассечена. Он совсем слаб и не может ничего выговорить – скорее всего, потому, что перерезано горло. Я сомневаюсь, что он доживет до приезда «Скорой».

Он все пытается что-то сказать, но горло лишь пузырится кровью. Тогда он тянется окровавленным пальцем к участку пола, куда пока не доползла лужа крови.

– Что? – спрашиваю я. – Там ничего нет.

Но Нил не указывает – он пишет.

В конце концов силы окончательно покидают его, но на полу остается выведенное кровью слово: «Вальдрада».

Толстяк Нил умирает.

Хлоя бросается делать ему искусственное дыхание, а я набираю 911, но уже слишком поздно.

Откинувшись на стену, мы дожидаемся «Скорой помощи». Дикий страх смешивается с абсолютным