Фунгус - Альберт Санчес Пиньоль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какого черта здесь происходит?
Чудища перестали толкаться и замерли. Эусеби нащупал таблетки: три, четыре, шесть. Он проглотил их все разом вместе с крошками железистого щебня, рыгнул, икнул, кашлянул один раз, потом другой. Большая доза cocaine быстро оказала на него действие. Фотограф поднялся на ноги и воскликнул:
– Извините!
Шествие двинулось дальше.
Когда они добрались до нужного места, Эусеби испытал приятное удивление: комната под самым сводом горы очень отличалась от виденных им раньше помещений. В стенах были пробиты узкие щели, пропускавшие свет, а напротив двери открывалось огромное окно. Все это обеспечивало отличное освещение. К сожалению, день выдался пасмурный, и облака в буквальном смысле слова заглядывали в окно. В комнате царили влажная серость и грусть, воздух окрашивали оттенки морского пейзажа где-нибудь в Голландии. Однако фотограф счел, что такая обстановка ему подходит: было бы несправедливо окружать этих надломленных персонажей ореолом солнечных лучей.
– А теперь что нам делать? – поинтересовался Каркун.
Его слова означали, что он целиком отдается во власть фотографического искусства: это была область техники, на которую его могущество не распространялось. С этого момента всем распоряжался Эусеби. Он установил треногу и привинтил к ней огромную камеру цирюльника. Комната наполнилась чудовищами, которые опасливо скользили вдоль стен, из сотен глоток вырывалось мычание, словно мимо брело стадо недоеных коров. Любезно, но одновременно твердо фотограф произнес:
– Садитесь, пожалуйста. Могут вам принести какое-нибудь кресло?
В один миг множество рук, подобных волокнам растительной паутины, взметнулось вверх и сообща доставило ему деревянный деревенский стул. Каркун уселся спиной к огромному окну, за которым виднелась пелена тумана, и посадил себе на колени гусыню. Эусеби чрезвычайно вежливым, но не терпящим возражений тоном заметил, что птица не к месту и только мешает композиции. Зловещий Каркун поразмыслил, схватил гусыню за лапы и отбросил прочь, как пучок моркови. В полете птица пару раз по-куриному взмахнула крыльями и врезалась в стену туловищ. После этого Каркун гордо выпрямил спину, задрал подбородок и прижал к груди пистолет. Менее всего Эусеби мечтал получить парадный портрет: ему хотелось избежать композиции, не позволяющей видеть душу человека. Фотографировать безжизненную статую смысла не имело. Тем не менее он сказал лишь одно:
– Пожалуйста, пусть она тоже встанет рядом.
– Она? – удивился Каркун.
Но сейчас командовал Эусеби.
– Именно так, она, – настойчиво повторил он.
Печальная Дама встала справа от Зловещего Каркуна. Туман обволакивал обоих, словно холодный полупрозрачный дым, серый, как морские глубины в пасмурный день. Женщина положила руку на плечо своему спутнику. Означал ли этот жест проявление нежности? Вторую руку она вытянула вдоль черного платья. Эусеби заметил, что длинный указательный палец Дама выразительно направила в пол. Там на пыльном полу кончик ее носка вывел: «Армия, Тарб». Тарбом назывался ближайший французский городок. Она хотела написать что-то еще, но в этот миг Каркун начал нетерпеливо кричать и браниться: потребовал вина и приказывал Эусеби поспешить. Пришлось фотографу успокоить скандалиста: приготавливая трубку с магниевой пылью, он объяснял своему клиенту весь процесс. Сначала установить фокус камеры, затем поднять магниевую трубку. Стоит нажать на спуск, и магний вспыхнет – комнату озарит яркий свет. И тут фотографа осенило: как отреагируют на вспышку монстры? Каркун захихикал:
– Пусть только посмеют вас тронуть, мигом отлуплю палкой.
– Сеньор, – заметил Эусеби, – а не могли бы вы отлупить их до того, как они на меня нападут, а не после?
Сначала Каркун не понял его слов, а потом разразился смехом. Он хохотал и шлепал себя ладонями по бедрам:
– Ты слышала, детка, что он сказал? Ну и шутник этот фотограф!
Как раз в это время в комнату явился маленький монстр с бутылкой вина; Каркун сделал один глоток, потом другой и моментально преобразился: в его чертах проступило нечто дьявольское.
– Эй ты, а ну фотографируй меня побыстрее, – сказал он, направив на Эусеби немигающий взгляд.
Все надежды Эусеби возлагал на «Кодак». Камера цирюльника служила для прикрытия. Он собирался нажать на кнопку «Кодака» через секунду после магниевой вспышки, когда и мужчина, и женщина немного расслабятся и их позы станут более естественными. Присутствие монстров пойдет на пользу процессу. Эусеби надеялся, что их кожа, покрытая слизью, послужит подобием зеркал. В комнате станет светлее, и это позволит сделать отличный снимок. Чудовища помогут ему запечатлеть чудовищность человеческой натуры.
Фотограф приступил к делу: пара уставилась на камеру цирюльника, а Эусеби тем временем пристроил «Кодак» поверх нее и навел объектив.
– Готовы? – спросил он клиентов.
Они напрягли все свои мышцы и замерли. Щелк! Ослепительная вспышка. И только тут, полсекунды спустя, когда пара сочла, что снимок уже сделан, и сняла свои маски, надетые специально для парадного портрета, Эусеби нажал кнопку «Кодака». ЩЕЛК!
Готово. Великая фотография сделана. Он был в этом уверен. Никому до него не удавалось запечатлеть столь трагичную и скорбную пару. Эта сцена казалась ему важнее всяких чудовищ, какими бы удивительными они ни были: снимок отражал гибель любви. Как они достигли подобного отчаяния? Всякий, входящий в недра этой горы, должен оставить надежду. Здесь ей конец, и здесь же конец страсти, любви и жизни[16]. Благодаря щелчку его «Кодака» все увидят погибшую любовь и преисполнятся жалостью и состраданием. Теперь он может умереть спокойно.
В эту минуту Зловещий Каркун прыжком поднялся со стула. Он требовал фотографию, свою фотографию. Где его фотография? Эусеби занервничал:
– Но, сеньор, сначала мне надо отнести камеру в лабораторию, опустить пластину в раствор и проявить.
Каркун посмотрел на него с возмущением невежды:
– Какая, к черту, пластина? Мне нужна моя фотография! Слышите вы меня? Фотография!
Чудовища заволновались. В это сравнительно небольшое помещение их набилось столько, что теперь они принялись яростно толкаться. Каркун обладал способностью передавать свое негодование монстрам, и они возбуждались, когда повелитель кричал и топал ногами. Длинные, будто анаконды реки Ориноко, языки появились из пастей и раскачивались в воздухе. Затем чудища защелкали ими, как кнутами, а из множества глоток вырывалось хриплое мычание.
– Давай сюда мою фотографию! Мне срочно нужен этот чертов снимок!
Каркун набросился на камеру цирюльника, словно та была в чем-то виновата. Повалил на пол и стал пинать ногами. Увидев это, монстры тоже кинулись на упавший предмет, как стая сухопутных акул. В результате их нападения от аппарата осталось мокрое место.