Фрегат "Звенящий" - Владислав Крапивин

При любой неприятности на воде ваш верный друг — спасательный жилет… Вот Антон говорит: спустим яхту сегодня. Но ведь жилеты мы оставили дома.

— Мы же хотели пройтись на «Звонке» только у самого берега, — осторожно заметила Ксеня.

— Стоп, друзья! — голос Якова Платоновича стал таким… таким боцманским, что Василиса и Синтаксис прижали хвосты. — Договоримся с железной твердостью раз и навсегда: никаких исключений. Никаких «у самого берега». Были случаи, когда опытные яхтсмены, даже кругосветные путешественники, гибли у собственных причалов из-за неосторожности: оступятся, упадут в воду между причалом и судном, ударятся головой… а жилета на них нет.

В некоторых яхт-клубах, где много пирсов, у которых тесно стоят суда, есть даже такое правило: все дети при входе на территорию клуба должны быть в жилетах. А уж когда речь идет о плавании — тут вообще никаких разговоров, без жилета на борт ни ногой.

В нашем детско-юношеском клубе был закон: если кто-то по разгильдяйству или забывчивости сунулся на яхту без спасательного жилета — на первый раз неделю сидит без выхода на воду: драит в клубе палубы и медяшки…

— А на второй раз? — опасливо спросила Ксеня.

— Ну… «вторых разов» я, по правде говоря, не помню. Так что не будем об этом. Надеюсь, у нас и первого раза не случится.

Кроме индивидуальных спасательных средств, на яхте должно быть и коллективное: спасательный круг или длинный конец с поплавком — чтобы бросать тому, кто оказался за бортом.

А если пойдем в поход, надо будет прихватить аптечку и набор инструментов для ремонта. В плавании может случиться всякое…

Ксеня погладила Синьку, который пристроился рядом.

— Придется и вам с Василисой шить спасательные пояса. На всякий случай.

— Не помешает, — сказал Яков Платонович.

Сочинение шестиклассника Славы Воробьева,

которое он написал в сентябре,

когда задали тему

«Как я провел лето»

«У меня есть три друга: Вася Лисов, Ксеня Пёрышкина и Антон Штукин, который умеет писать стихи. А у Ксени есть дедушка. Его зовут Яков Платонович. Он старый моряк, много лет он ходил на учебных парусных судах. Однажды мы попросили Якова Платоновича рассказать нам, как устроены парусные корабли и как на них ходят по морям.

Яков Платонович занимался с нами всю весну, и мы узнали много интересного. А еще с нами занимался один друг Якова Платоновича, и от него мы тоже узнали много интересного.

Другой друг Якова Платоновича подарил нам старую яхту-швертбот, которую мы починили и назвали «Звонок», потому что большой фрегат, который мы строили весной в своем воображении, назывался «Звенящий». «Звонок» стал младшим братом «Звенящего».

В начале июня наконец настало утро, когда мы собрались в первое плавание на «Звонке».

Была солнечная погода, и дул несильный теплый ветер. Мы по флюгеру на лодочной станции определили, что это ветер зюйд-вест, а Яков Платонович сказал, что у него сила два балла.

Силу ветра определяют по специальной шкале, которая называется «шкала Бофорта». Один балл — это совсем слабый ветерок, а двенадцать баллов — это такой ураган, когда могут перевернуться и утонуть даже океанские суда.

Яков Платонович еще сказал, что для новичков два балла в самый раз.

Мы легко спустили «Звонок» на воду по дощатому наклонному настилу, который называется слип. При этом я чуть не упустил швартовый конец, но в последний момент поймал его, а Вася Лис мне помог. А то яхта уплыла бы без нас. Но меня не ругали.

Яков Платонович скомандовал всем по очереди садиться. Антошке — на нос. Ксене взять стаксель-шкоты. Васе — взять гика-шкот. А мне велел беречь очки и еще велел опустить специальный плавник шверт, как только мы отойдем от пирса.

Сам Яков Платонович сел на корме и взял румпель.

С нами пришли на станцию два наших кота: Синтаксис и Василиса (Василиса — это кот, а не кошка, просто у него такое необычное имя). Они тоже просились на яхту и жалобно мяукали. Но на первый раз их оставили на берегу под присмотром нашего знакомого, который их уговаривал не волноваться.

Я садился последним. Когда я прыгнул в кокпит (это внутренность яхты), «Звонок» закачался и у меня внутри екнуло. Я вдруг сразу почувствовал, что парусное судно — это совсем не то, что твердая земля. Здесь все по-другому. Я даже вспомнил песню:

Теперь пошла совсем другая жизнь,

Она законам суши не подвластна…

И хотя я был в спасательном жилете, было немного страшновато. Мои друзья потом сказали, что им тоже…

Но мы не подавали вида и делали все, что командовал Яков Платонович. Его твердый боцманский голос внушал нам уверенность.

Озеро было синее, почти как море, и вода морщилась от ветерка. Моей коже было зябко, но не от погоды, а, наверно, от нервов… Но все равно мы все были счастливые.

Другой берег Васильевского озера лежит в двух километрах от лодочной станции. У самого берега стоит серый цех завода «Трансформатор» с разными башнями и надстройками. Издалека он похож на старинный крейсер, потому что у него четыре высоких трубы, как у «Варяга».

А еще там есть очень высокая труба, белая с красными полосками. За эти полоски мы прозвали ее Тигриный хвост. Яков Платонович сказал, что это будет наш главный ориентир и что сегодня при отходе от берега мы будем держать курс прямо на него.

Наш знакомый отдал с кнехта швартовый конец и бросил его в яхту, Антошке. И оттолкнул нас. «Звонок» развернулся носом в открытое озеро, прямо на Тигриный хвост. Вася ловко натянул гика-шкот, а Ксеня подобрала подветренный стаксель-шкот.

И мы пошли!

Но сначала мы пошли не совсем правильно. Нас понесло боком.

«Слава, шверт!» — сказал Яков Платонович. И я понял, что забыл опустить шверт. Я поскорее раздал шверт-тали. Тяжелый железный плавник ушел через швертовый колодец. Дрейф прекратился. Но зато нас тут же накренило на правый борт. Мы все, кроме Якова Платоновича, решили, что вот-вот перевернемся. Ксеня даже запищала. А я сам не помню, как полез на наветренный борт, чтобы своей тяжестью выпрямить яхту.

Но Яков Платонович скомандовал:

«Всем оставаться на местах! Когда будет нужно откренивать, я скажу!»

Мы опять заняли свои места и сделали вид, что ничего не случилось, хотя у меня сердце бухало, как внутренний барабан.

Но скоро все понемногу успокоились. Ветерок был ровный, «Звонок» кренился не сильно и бежал быстро. Мелкие гребешки ударяли в нижнюю часть днища, и корпус тихонько гудел.

Вася дал мне подержать гика-шкот, и я почувствовал упругую силу ветра. Ветер был с юго-запада, а мы шли на север с отклонением к западу на один румб. Получилось, что курс относительно ветра — крутой бакштаг, а по компасу — норд-тень-вест. У нас на яхте был шлюпочный компас.