Подружка №44 - Марк Барроклифф

Лидия симпатичная, что в моих устах значит: хорошо выглядит, но не в моем вкусе. Тут я вынужден согласиться с Джерардом. Она явно пополнела, чего, к моему легкому разочарованию, безуспешно пыталась добиться, когда мы с ней разбежались. Вообще-то Лидия всегда была худощава, но теперь в объявлении о знакомстве о ней написали бы «пышная», а злые языки сказали бы «толстуха». Так что велосипед, по-моему, очень удачная мысль. Терпеть не могу видеть, как друзья распускаются, даже если сам за собой не слежу. Лидия признавала, что весит на два фунта больше, чем положено; значит, по ее собственным словам, она чудовищно расплылась.

К Кевину она, очевидно, испытывала больше чувств, чем ко мне. Не знаю, почему это меня так задевает, ибо, хоть я и любил Лидию, мне всегда хотелось найти себе девушку покрасивее – что, по-моему, ей совершенно ясно. Думать так мне было неприятно, но я все равно думал. Признаю, виноват.

– Входи, – пригласил я, срочно приняв безутешный вид.

– Как дела? Она уехала без проблем?

Лидия перетащила через порог громоздкий велосипед, ловко зажав голову нашего пса между стеной и передним колесом, дабы остановить его самоубийственный рывок на улицу, под колеса машин, и отдала мне ветхий портфель, который неизвестно почему несла в руке, вместо того чтобы пристегнуть ремнем к раме велосипеда.

– Да, спасибо, все отлично. Она улетела без приключений.

– И рейс не задержали?

– Вроде бы нет. – Одной рукой я закрыл дверь, другой поймал пса за ошейник. – Пошли, Рекс!

– Ты ее не проводил?

Лидия почесывала Рекса за ушком. Я не сразу понял, что она обращается ко мне.

– Нет, за ней заехали на такси, а обратно мне пришлось бы трястись в метро. И потом, эти проводы – такая трата времени, верно?

– Нет, если любишь, – сказала псу Лидия.

– Любить – одно, а встать в пять утра – совсем другое. Пойдем в кухню, там Фарли.

Лидия вошла, поздоровалась. Джерард кротко кивнул. Лидия бесила его своим умом и северным выговором. Его раздражало даже не то, что она женщина и при этом умна; хуже другое – при своем уме Лидия шотландка. В аккуратной картотеке его мозга уроженец Шотландии четко ассоциировался с тупостью, что основывалось на старой поговорке: «У шотландцев вместо мозгов мякина». Лидия, однако, абсолютно не вписывалась в это утверждение, поскольку, будучи шотландкой, отличалась поразительно острым и живым умом. Кто угодно другой стыдливо признал бы, что заблуждался насчет скудоумия жителей северо-запада страны, но переубедить Джерарда не так просто. Он сделал другой вывод: никакая Лидия не шотландка, а говорит с акцентом нарочно, из пижонства.

У него был и еще один повод для претензий: безобразная, по его мнению, привычка Лидии курить по тридцать самокруток в день. Нелюбовь к женщинам, курящим самокрутки, – единственное, в чем открыто проявлялся его мужской шовинизм.

Лидия села и тут же принялась сворачивать себе папироску. В ее представлении, должно быть, самокрутка делала ее похожей на таинственную и притягательную диву, которых неизобретательные фотографы снимают в мужских костюмах и с сигарой в руке для мужских календарей, а то и на картинку из модного журнала 30-х годов. По мнению Джерарда, она была похожа на школьную училку, которая никак не может встретить своего человека и живет с «другом». Все мои друзья, за исключением разве что Фарли, перед Лидией чувствовали себя немного прозрачными, как земляне под мудрым взглядом представителя высшей инопланетной расы. Фарли никаких неудобств не испытывал, поскольку, как истинно умный человек, не считал ум высшей ценностью.

Джерард небрежно бросил на стол пышущее жаром послание.

– Что это? – спросила Лидия.

– Так, письмо другу, – неловко поежившись, проронил он.

– Джерард, писать письма на тебя не похоже, – заметила Лидия, садясь и снимая с элегантных костюмных брюк велосипедные зажимы. Наблюдая за ней, я пришел к неприятному выводу, что в субботу утром она, видимо, направлялась на работу. Так начинать выходные в наше время?

– Оно для Полы, – пояснил Фарли, беря сигарету из моей пачки, что лежала на столе.

– У тебя новый велосипед? – спросил я.

– Нет, мне его одолжили. Кстати, это связано с тем, почему я к вам зашла. Я принесла добрые вести.

– Радостно машу оливковой ветвью, – не глядя на нее, буркнул Джерард.

К нашей общей чести, ни Фарли, ни я даже бровью не повели. Фарли только посмотрел на присвоенную сигарету долгим, тяжким взглядом, будто ожидая от нее реакции на слова Джерарда.

Лидия слегка оторопела, но за Джерарда, видимо, была искренне рада.

– Вот и отлично. Как приятно было бы снова видеть вас вместе. Поэтому я всегда так настойчиво мирю своих друзей. Когда они расходятся, потом не знаешь, кого из них приглашать обедать.

– Ты меня целый год не приглашала обедать, – возразил он.

– По-моему, ей вряд ли придется долго мучиться, на какой адрес присылать приглашения, – решил я внести в разговор посильную лепту.

Лидия милостиво улыбнулась:

– Ну, в этом году я нечасто устраивала приемы. Очень надеюсь увидеть тебя в скором времени. И Полу приводи.

Я молча отметил разницу между «нечасто» и «никогда» и решил еще раз оживить беседу:

– На твоем месте я бы пока не торопился ставить на стол лишние приборы.

– То есть я ошиблась? – уточнила Лидия.

– Ничего невозможного на свете нет… Они вполне еще могут помириться. Я бы сказал, шансов у них не меньше, чем у кошки с собакой, – услужливо подсказал Фарли.

И стал развивать тему в духе какого-то телекомика – Гарри Хилла, кажется, – о том, как кошка с собакой жили вместе, потом собака взяла в видеопрокате фильм по кошкиной карточке, а кассету в прокат не вернула. Это напомнило мне нас с Джерардом, и стало как-то тоскливо.

– Но ты ведь не опустился до оскорблений, правда?

Меня всегда поражал особый дар Лидии улавливать чужие мысли.

– Я написал ей правду, – сказал Джерард, зачем-то прижав ладони к ушам, будто в ожидании удара.

– О боже! – ахнула Лидия.

– Да уж, действительно, – подтвердил я. – Кому чаю?

– Пожалуй, я еще выпью, – сказал Фарли, только что допивший первую чашку.

– И я не откажусь, – сказала Лидия.

– Взгляни на письмо, – попросил Фарли. – Мы бы хотели услышать точку зрения женщины.

Джерард осторожно передал ей письмо на вытянутой руке, будто кусок мяса сидящему в клетке хищнику. Другой рукой отшвырнул тлеющую самокрутку. Лидия покосилась на него. Обычно их ссора начиналась со слов Лидии: «Не кривись так, будто от меня дурно пахнет», а Джерард отвечал, что пахнет от нее и в самом деле дурно – табачным дымом. Тогда Лидия говорила, что он грубиян, а он спрашивал, не грубость ли приходить в чужой дом и отравлять воздух. Надо бы записать этот разговор на кассету и ставить ее, как только кто-нибудь закурит в присутствии убежденного противника курения. А после можно беседовать о чем-нибудь еще.