Герцог в сияющих доспехах - Лоретта Чейз

– Куда ехать, ваша честь? – осведомился кучер.

– Ваша светлость, – поправила она. – Неужели не видите, что у него спеси куда больше, чем у простого лорда? Ясно как день, что перед вами герцог!

Настроение Рипли воспарило еще на одну ступеньку.

Кучер если и услышал ее, то виду не подал, а Рипли, усевшись, скомандовал:

– Баттерси‑бридж.

Это было далеко к югу, так что хватит времени решить, что делать дальше; то ли вернуть девицу жениху через разумный промежуток времени, то ли не возвращать.

Преимущество выбранного маршрута заключалось в том, что друзья начнут искать его там далеко не в первую очередь.

А может быть, под ее «прочь» подразумевалось вполне конкретное место? Он спросил, но услышал в ответ:

– Да помолчите вы: я думаю.

Карета пришла в движение, и Рипли заметил:

– Странно. Мы с вами едва перемолвились парой слов, но я уже успел понять, что вы и ваш мозг – два разных государства, пребывающих в состоянии войны.

Леди покачала головой и погрозила ему пальцем в той манере, что сразу отличает пьяницу.

– Этим меня не остановишь: если я хочу говорить, то буду. Ну а вы заодно уж подумайте, окажите любезность, как все это объяснить.

– Объяснить что?

Она указала на грязное свадебное платье и непрезентабельность кареты.

– Вот это: бегство. Я не понимаю, что стряслось, а потому не уверен, что это наилучший выход. Вот и задаюсь вопросом, не велеть ли кучеру доставить нас обратно.

– Нет, – твердо сказала Олимпия совершенно трезвым голосом.

– Видите ли, у меня выдалось довольно утомительное утро: все пошло не так, как предполагалось, и в мои планы не входило путешествие к Баттерси‑бридж со скоростью улитки в облезлом наемном кебе, – медленно проговорил Рипли. – Кроме того, я никак не предполагал носиться за пьяной невестой, которая в последнюю минуту решила сбежать с собственной свадьбы.

– Да кто вас просил? – возмутилась Олимпия. – Не только у вас выдалось тяжелое утро. И если не хотите мне помогать, вы вольны остановить карету и сойти.

– В том‑то и дело, что не волен. У меня есть особое поручение жениха: я его ангел‑хранитель или – в данный момент – вроде подружки невесты. Я не знаю, зачем Эшмонт поручил это именно мне: может надеялся, что я провалю дело, – но знаю точно, что не могу допустить, чтобы леди разгуливала по городу в одиночестве. Мне следовало бы вернуться хотя бы для того, чтобы взять шляпу. Или просто вернуться, а вас бросить на произвол судьбы, но я не смог, потому что, как я уже вам объяснил, у меня важное поручение. Зачем переживать из‑за кольца, разрешения на брак, денег и прочего, если невеста убежала бог знает куда.

– У вас мокрые волосы, – словно и не слышала его слов, заметила Олимпия.

Рипли, привыкший к бессвязным пьяным речам, лишь заметил:

– Тут все мокрое, но не беспокойтесь: я не растаю.

– Если и беспокоиться, то не об этом, – сказала Олимпия. – Дело в том… – На минуту она закрыла глаза, но не потерять нить размышлений оказалось для нее непосильной задачей. – Когда вы высадите меня на мосту…

– Любой другой, который предвкушал тихую и мирную свадебную церемонию, хорошее шампанское и изысканный свадебный завтрак – как вам известно, семейство Ньюленд держит превосходного повара, – лишившись угощения, о котором мечтал, мог почувствовать соблазн не высадить вас на мосту, а сбросить в реку. Но я…

– Да, из вас вышла прекрасная подружка невесты, – перебила Олимпия.

– Мне не приходилось топить женщин – вот что я хотел сказать.

– Я найму лодку, – объявила леди таким тоном, будто читала королевский указ или выносила смертный приговор. – Отправлюсь к тете Делии в Твикенем.

– Замечательно! – обрадовался Рипли. – Значит, у вас есть план.

– Да. Мне всего лишь требовался умственный толчок в вашем понукающем обществе.

– А нет ли возможности так вас толкнуть, чтобы вы поведали, от чего, собственно, бежите? – спросил Рипли. – А еще лучше – нет ли возможности заставить вам передумать и вернуться назад? Хоть малейшая возможность чего‑то, знаете ли, хотя бы граничащего с разумным?

– Кости брошены, – заявила она так, будто читала указ или провозглашала смертный приговор. – Окажите любезность – уберите с моей головы это уродство.

Поскольку Рипли не был так уж сильно пьян – или не пьян вовсе, как ему казалось, – он быстро сообразил, о чем речь, но все же уточнил:

– Вы о прическе? Разве это не ваши собственные волосы?

– Неужели это архитектурное сооружение вообще похоже на человеческие волосы? Оно съезжает вниз и тянет за собой мои собственные волосы. Это в высшей степени неудобно и совсем не мое. Нельзя сделать конфетку из поросячьего хвостика. Я пыталась это сказать, но меня н‑не слушали.

Она вдруг разрыдалась, да так горько, что Рипли растерялся, но потом взял себя в руки.

На мужчин, как правило, слезы наводят панический страх, но Рипли был не из таких. Если бы эта рыдающая особа была его сестрой, он подставил бы ей плечо и даже позволил испортить любимый сюртук и шейный платок, а также испачкать румянами носовой платок, потом дал бы денег на какую‑нибудь женскую ерунду. Будь это его любовница, он пообещал бы ей ожерелье из рубинов или бриллиантов – в зависимости от объема и скорости проливания слез, но эта плачущая особа женского пола не приходилось ему ни сестрой, ни любовницей, ни даже матерью. Помимо всего прочего это была нареченная Эшмонта. Таких женщин, как Олимпия, у его приятеля никогда еще не было, так что это положение с плачущей леди было новеньким, прямо с иголочки, и Рипли требовалось время, чтобы обдумать дальнейшие действия.

– Возьмите себя в руки, – заявил он, решив приступить к делу. – Вам хватило храбрости перелезть через стену, и мир от этого не рухнул.

– Нет, рухнул! – сквозь рыдания проговорила Олимпия. – Я все погубила! Кларенс никогда не будет учиться в Итоне, Эндрю не станет корнетом, а я никому не сделаю добра, и у меня не будет даже библиотеки!

Рипли не мог взять в толк, о чем она говорит, и не видел смысла напрягаться, чтобы понять. Часто ли женщины говорят что‑то разумное? Каковы шансы на то, что сейчас именно тот случай?

И он сказал ободряющим тоном, будто жокею перед скачкой:

– Умереть – это не выход. Вы же можете вернуться. Эшмонт настолько пьян, что поверит всему, что вы ему наговорите. А завтра и не вспомнит ничего – так, в общих чертах. Я скажу ему, будто вы случайно выпили спиртное, и…

– Я не п‑пила.

– Позвольте с вами не согласиться, – сказал Рипли. – Вы не просто выпили, а напились и едва не свалились с лесенки кеба. Вот поэтому мы ему скажем, что вы случайно выпили бренди, подумав, что это… О господи, ну с чем можно спутать бренди?