Остаточная деформация - Катерина Терешкевич

окружал десятка полтора или два деревянных же добротных изб. Запах дыма, еды и стирки. Голоса. Обычные, бестревожные. Больше ничего не видно.

Айрин ошиблась и их не ждут?

Нет, не ошиблась.

От забора к ним широко шагал высокий мужчина — бородатый, широкоплечий, загорелый. Возраст определить сложно. Может, тридцать, может, пятьдесят. Светлые морщинки у глаз — не то смеяться любит, не то щуриться. Одет просто и практично: свободная рубаха, дерюжные штаны и сапоги. Голова повязана серой косынкой. Без оружия.

Остановился в паре шагов.

— Добрым людям всегда рады, — прогудел приветственно. — Меня Сэм звать, я тут вроде как староста. Но это не значит, что во все дела лезу. — Подмигнул и не выдержал, ухмыльнулся. Добавил со значением: — Так, избирательно.

Сэм протянул широкую дублёную ладонь. Берт каким-то финтом умудрился её пожать, хотя стоять, как оказалось, труднее, чем идти. А если опираться на клюку всего одной рукой… Айрин, умница, поймала под локоть.

— Мы тоже рады, Сэм. Я Берт, приятно познакомиться.

— Айрин. Прикольные штаны, Сэм.

Староста выживших иферов прямо растаял от этого дурацкого замечания.

— Сами делаем, — важно заявил он. — И не только штаны. Идём, ребята, в дом. Каринка только-только грибную похлёбку сняла с печи. Пообедаем, поговорим. А Берту точно полежать не помешает, правда же?

Берт, у которого ноги подкашивались, благодарно кивнул. Даже если это ловушка, то что они могут сделать?

У гостеприимного бородача и его товарищей по дому наверняка можно многое узнать о Паоле, что, безусловно, приблизит выполнение миссии… Да ни йорна Берт тогда про миссию не думал. Похлёбка и кровать — вот был предел его мечтаний. А там хоть трава не расти. Жизнь так резко изменилась за последние сутки, что прежние цели стали мелкими и неважными.

Сэм галантно подхватил всё их барахло одной левой и повёл в дом.

Глава 4. Это возможно

Я в этой музыке услышал странный тон,

Я этот голос различу и в миллионе,

Ребенок плакал о великом Вавилоне,

Ребенок плакал и смеялся Вавилон… Игорь Жук

Гелио

— Чего стоим, жену Лота изображаем?

Голос у Габриэля воистину всепроникающий. Выдернет даже из самой глубокой задумчивости.

— Да-да. — Берт вздрогнул и покорно поплёлся за новым начальником.

Распоряжение по Зданию прошло так быстро, что Берт и воды попить не успел. И всё никак не мог собраться с мыслями. Он ненавидел перемены. И долго готовился к неизбежным, даже к самым незначительным вроде замены шкафчика. Перевод в другой отдел казался ему крушением жизненных основ. Он представлял себя маленькой лодочкой, которую вышвырнуло беспощадным порывом ветра из уютной бухты в бушующий океан. Берту было очень себя жаль, но он уже использовал все доступные способы увильнуть от службы в разведке. Ни результаты тестов на профпригодность, ни заключение службы психокомфорта, ни четыре заявления на увольнение не повлияли на вышнее решение. Отныне и на неопределённый срок Берт со всеми потрохами принадлежал Габриэлю. Оставалось только смириться и надеяться, что тихий саботаж и репутация аморфного тюфяка спасут Берта от крупных неприятностей. Верилось с трудом, и от дурных предчувствий холодели пальцы ног.

— Сюда, — рассеянно скрипнул Габи, сворачивая в неприметный коридорчик.

Если бы не скрипнул, Берт вполне мог проскочить поворот. Вроде бы и на виду, но почему-то кажется, что это не ответвление коридора, а просто ниша, неглубокая совсем.

— Здесь — переход к нашим технарям. Мало кому он нужен, сказать по правде, — Габи подмигнул, обернувшись через плечо, — я сам там два раза в год бываю, но иногда, как видишь, требуется.

Судя по тому, как уверенно он шагал по полутёмному и заставленному всякой ерундой переходу, Берт понял, что «два раза в год» — бессовестное враньё. Зачем врать, спрашивается? Никто же его ни о чём не спрашивал. Берт тихо злился и через шаг спотыкался через какие-то рулоны и мешки.

— Ремонт, — безмятежно пояснил Габи и не глядя перешагнул кучу палок неясного назначения.

Берт успел набить с полдюжины синяков, когда начальник остановился перед гладкой белой дверью — почти неразличимой на фоне гладкой белой стены.

— Это я, Пети, — сказал Габриэль негромко и символически простучал костяшками пальцев.

Дверь скользнула в сторону ещё до того, как он убрал руку, поэтому последний стук пришёлся в пустоту.

— Привет, Габ.

В дверях, на фоне пыльно-сумеречного проёма, образовался незнакомый Берту гел в тёмной и, как показалось, заляпанной грязью одежде. Ничего примечательного в его внешности не было, кроме…

— Как крыло, Пети?

Над правым плечом Пети возвышался привычный холм из перьев, а над левым было пусто. Берт растерянно заморгал, не зная, как такое вообще возможно. Такой дефект? У гела?! Да как же…

— Твоими молитвами, — хмыкнул Пети. — Кто с тобой, Габ?

— Это следующий, — многозначительно произнёс Габриэль и шагнул вперёд, прямо на Пети. — Так мы зайдём?

— Да пожалуйста.

Берта смутило, что о нём говорят, как об отсутствующем, но он решил, что так и надо по правилам неизвестной ему игры.

Хозяин помещения вытер действительно грязные руки ветошью и посторонился. Комната оказалась большой, но тесной. Тесноту создавали расставленные вдоль стен шкафы и приборы, а также огромная куча хлама на верстаке. Запахи хорошие: горячий металл, древесная стружка, канифоль. Представить, что в Здании есть такое помещение, ничуть не легче, чем однокрылого гела.

— Присесть толком негде, — без особого сожаления заявил Пети. — Габ, тебе почётный табурет, а…

— Бертран, можно Берт.

— Берт, можешь сесть на подоконник. Он довольно удобный, я почти всегда на нём сижу.

Подоконник не подкачал — широкий, гладкий. Шикарный вид из окна: центральная прогулочная аллея и памятник Становителю как на ладони. И улыбка у Пети оказалась на редкость обаятельной, совсем не похожей на официально-резиновый оскал Габриэля. А последний устроился на замызганном табурете и заговорил, на этот раз обращаясь непосредственно к Берту:

— Два года назад Пети совершил должностное преступление. Воспользовавшись служебным положением, он сам себя отправил на Паолу.

— Но, — не выдержав, перебил Берт, — это же невозможно, ведь нужна целая бригада…

Пети по-ежиному фыркнул, а Габи погрозил подчинённому пальцем.

— Не перебивай, хотя замечание по существу. Пети у нас уникум, мастер на все руки. Он сумел в одиночку.

— А я давно говорю, что штаты раздуты, — Пети, который так и остался стоять, вдруг забегал по комнате. При этом он ловко обтекал нагромождения вещей, не тревожа ни единого винтика. Берт потёр висок: ему показалось, что совсем недавно что-то подобное… Нет, ничего такого не могло быть. А Пети разошёлся не на шутку: — Дармоеды! Ладно, одному сложно, но двоих-троих хватит за