Остаточная деформация - Катерина Терешкевич

*

Джозайя Томас Петерсон был гением хотя бы потому, что о его гениальности мало кто догадывался. Жена знала, двое-трое друзей да, пожалуй, начальник что-то такое подозревал. Но начальника можно не считать, он бы скорее удавился на собственном галстуке, чем признал это вслух.

В МТИ[1] на первых курсах Джозайе прочили блестящее будущее, но он вовремя спохватился и закончил почтенное учебное заведение ровно пятьдесят вторым из ста трёх выпускников факультета инженерного дела.

«Мне ничего не стоило стать первым, — напишет Джо в тетради, оставленной сыну Сэмюелю. — Только не нашёл ни одной причины, зачем бы это было нужно».

За пять лет работы в отделе технических разработок крупной фирмы Джо взлелеял репутацию крепкого середнячка: звёзд с неба не хватает, но и не налажал всерьёз ни разу. Один только раз, когда горел синим пламенем важнейший проект… Ладно, один раз легко выдать за удачное стечение обстоятельств, что и было проделано. Начальник только вот заподозрил что-то, ну да бог с ним.

Женился Джозайя по любви — иначе смысла нет, затраченные усилия не окупаются. Грейс Колтон — не самая красивая, но самая милая, добрая и умная из всех знакомых Джозайе девушек — без жеманства кивнула в ответ на предложение руки и сердца. Через полтора года брака миссис Петерсон родила сына Сэма, и всё шло тихо, гладко и спокойно. Стабильный заработок, любовь в семье, тёплый дом, друзья — что ещё человеку надо? Джо большего и не хотел. То есть… Ну да, хотел. Нерастраченный потенциал рвался наружу, в мир, в люди, куда угодно, но Джо умел с этим справляться. Железной рукой давил, если можно так выразиться. Он был гением, не забыли? Умел просчитывать последствия, причём не только для себя. В частности, неизбежную гибель человечества как биологического вида он просчитал месяца за три до рождения сына. Сто пятьдесят-двести лет — и всё. Но на обычную жизнь хватит с лихвой. И им с Грейс, и маленькому Сэмми.

«Я учёл все факторы, о которых хоть что-то знал, — рассказывали чёткие чёрные строчки. — Изменение любого из них с целью предотвратить или отсрочить конец света приводило к приближению момента, который я назвал контрольной точкой. Посмотри таблицы в конце тетради. Ты поймёшь. Доказано, что интеллект дети наследуют от матери, а Грейс гораздо умнее меня».

Не имея возможности что-то изменить, Джо старался брать от жизни как можно больше. Наслаждался каждой секундой: в собственном, конечно же, представлении о счастье. Копил опыт и знания. Копил впрок, для внуков-правнуков, как скряга — медяки и серебрушки. Предугадывал будущее и берёг личный маленький мирок от потрясений и бед.

Довольно долго удавалось беречь и угадывать. Сэму исполнилось восемь, когда у Грейс начала стремительно развиваться болезнь Альцгеймера.

«Я бы смирился с онкологией, аневризмой, атипичной пневмонией. С любой другой смертельной неизлечимой болезнью. Скорее всего. Нашёл бы доводы, почитал бы статистику, что угодно. Но смотреть, как Грейс день за днём превращается в безмозглое животное, я не смог. Ты поймёшь, сын».

Джозайя впервые за десять лет брака соврал жене. Сказал, что летит в Чикаго, в командировку по делам фирмы. Ему было очень плохо от первой лжи, и тот факт, что Грейс забыла его слова через полчаса, только усугубляли вину.

Джо поехал на автобусе в крохотный городишко Портервилль на границе Канзаса и Оклахомы. Человека по имени Захария Смит о своём визите не уведомил.

«Я всегда говорил, что будущее за информационными технологиями, и научил тебя пользоваться Фидонетом год назад, — писал Джозайя Петерсон сыну. — Но не успел научить слушать людей и различать ложь. Попроси об этом маму, Сэм. Она тоже умеет, даже лучше меня.

О чудесах Зака Смита я прочёл в местной газете, в статейке «Благослови его Господь!» авторства старосты методистской общины Портервилля. Предвещает, дескать, исцеляет, утешает страждущих. Денег, что особо удивительно, не берёт. Практически ангел, принесённый в канзасскую степь южным ветром вместе с домом-фургончиком. Я бы забыл о дурацкой заметке через пару дней, мало ли подобных глупостей пишут в провинциальных газетах. Но так совпало, что следующим вечером я случайно встретился со старым приятелем Джоном Хэнком. Мы вместе учились, были в неплохих отношениях, а потом надолго потеряли друг друга из виду. Я спрашивал его о семье, работе и прочих вещах, о которых принято расспрашивать неблизких приятелей после пятнадцатилетней разлуки. Но Джон мог говорить только о Заке Смите. Зак поднял его из инвалидного кресла, в котором Джон просидел почти год после автомобильной аварии. Джон не врал, Сэмми. И я начал искать целенаправленно. В СМИ Зак засветился только однажды, именно в той заметке на предпоследней полосе, которая попалась мне на глаза. Но люди знали больше. Я нашёл троих надёжных свидетелей, прежде чем спохватился и бросил ненужные поиски. Какое мне было дело до Захарии Смита, в конце концов?»

Из «чикагской командировки» Джо вернулся быстро. С ним приехал высокий голубоглазый человек, который представился Заком, без «мистера». Сэм запомнил южный акцент и пыльные раздолбанные ботинки, казавшиеся совершенно чужеродными в их чистом доме. Мама вела себя так, будто никакого гостя не было. Обращалась только к мужу и сыну, задавала какие-то обычные вопросы, но тут же забывала ответы и спрашивала вновь. Сэму эти мамины странности к тому времени уже перестали казаться забавными. С некоторых пор они пугали его до икоты, до ночных кошмаров.

Зак приветливо улыбался, будто ничего не замечая. Потом они с папой закрылись в кабинете, а Сэм подслушивал. Он испытывал лёгкий стыд, но единственное, о чём действительно сожалел — слышно было плоховато. Из разговора двух мужчин, носивших имена библейских пророков, он улавливал только отдельные фразы.

«… Я не волшебник, Джоз. Слишком далеко…

… Зак, если нужно встать на колени, только скажи…

… дурак…

… не остановлюсь, пока…

… Дурак.

… ты можешь, я знаю…

… семь лет, Джоз. Но потом — тихий уход…

… Идёт! Спасибо, Зак. Ты настоящий…

… Заткнись, пожалуйста. Ты дурак, гений».

Зак Смит остался в их доме на три дня. Сэму он нравился, несмотря ни на что. Инстинктивно, наверное. Мама постепенно перестала заговариваться, забывать, что случилось десять минут назад, бессмысленно блуждать по комнатам. Грейс Петерсон стала такой как раньше, но только по-прежнему не замечала гостя. Проходила рядом, почти касаясь его груди плечом, и даже не поворачивала головы. Отец комично делал круглые глаза, разводя руками, значит, пустяки, можно не обращать внимания. Сэм был счастлив, что всё стало