Остаточная деформация - Катерина Терешкевич

А утром четвёртого дня Джозайя уехал проводить своего друга и не вернулся. Ни вечером, ни завтра, ни послезавтра. Грейс заявила в полицию, приходил шериф, следователи, в доме топталась куча копов, но мистера Петерсона больше никто не видел. У копов не было шанса его найти. Ведь мама не помнила Зака, а Сэм молчал. Даже не плакал. В толстой тетради с сероватыми страницами, которую он нашёл в своей комнате после отъезда отца и мистера Смита, на первой же странице было крупно написано:

«Сэм, мама не должна узнать об этой тетради никогда. Также никому не говори про Захарию Смита. Я тебя прошу ради всех нас».

А на последней:

«Я не могу за тебя планировать твою жизнь, но, если вдруг станет невыносимо, поезжай в Портервилль, найди Захарию Смита и скажи ему: «Я знаю, кто вы. Я хочу к папе»».

*

Голоса звучали глухо, словно через толстую ткань. Берт хотел попросить, чтобы говорили громче, но язык отказался ворочаться. Устал за сегодня. Гелы так подолгу не привыкли разговаривать. Даже те, кто прекрасно социально адаптирован. Ничего, надо только сосредоточиться.

— А потом? — спросила Айрин.

— Мама умерла через семь лет и два месяца, — ответил Сэм Петерсон. — Просто не проснулась утром второго февраля. Зак сдержал слово. Болезнь за это время ни разу не возвращалась. Врач, который делал вскрытие, сказал коронеру, что мамин мозг напоминал выжатую губку. Док чуть не приплясывал на месте, слюной давился, пытаясь объяснить, какой это феномен — мамин выжатый мозг. Он говорил, что каким-то образом поражённые стариной Альцгеймером участки передавали свои функции другим, целым, до тех пор, пока совсем ничего не осталось.

— И что ты?

— А я… Мне было пятнадцать, Айрин. У меня умерла мама, а отец пропал без вести. Нет, меня не бросили. Семья лучшего папиного друга взяла меня к себе, они были классные, но… К семнадцати я вызубрил все записи отца и поехал в Портервилль.

— И там, в записях, — догадалась Айрин, — было это всё? — Она повела рукой, обводя неопределённо-широкий круг.

— Да. Он был гением. Собрал настоящую энциклопедию выживальщика. Сотни исписанных страниц — и не липовая болтовня телевсезнаек, а работа с надёжными источниками. Как строить дома из всего, что есть под рукой. Как искать руду и воду, трепать лён и шерсть, оборудовать колодцы и кузницы, печи с поддувалом, самые простые и нужные инструменты. Как добывать огонь и пищу, ткать, выращивать овощи и пшеницу… Я пронёс с собой семена — сколько смог. Отец тоже… И…

Рассказ Сэма окончательно слипся в монотонный ропот, вроде мушиного жужжания. Последним сознательным усилием Берт успел понять, что людям, когда они болеют, лекарства надо принимать регулярно, чтобы организм не сбоил в самый неподходящий момент. Но сделать уже ничего не успел — провалился в тяжёлый душный сон.

Снился гел, пытающийся взлететь на одном крыле. Крыло, разумеется, чёрное.

Глава 6. Мы не волшебники

Мы не шпионы, мы странные люди,

За нами следят только те, кто нас любит.

Мы не шпионы. Какая досада!

Нам даже в любви признаваться не надо.

Ундервуд

Гелио

Пети разглагольствовал и с аппетитом жевал кусок хлеба, при том что погода стояла самая ясная и солнечная. Ну да, одного крыла мало, вот и приходится дополнять углеводами. Хотя мог бы питательный коктейль дома выпить, а не эпатировать приличных гелов жеванием и чавканьем.

Берт старался деликатно не смотреть, хотя собеседника его старания совершенно не волновали. Или он удачно делал вид.

— Ты, Берт, ничего не бойся, главное. — Пети ел и говорил одновременно, роняя крошки на нагрудный карман комбинезона. — Обычная процедура, сто раз опробованная.

Перед ними высилась ажурная башня сектора Улучшений. Берт часто проходил мимо неё, но ни разу не был внутри. До недавних пор его полностью устраивали как собственная наружность, так и внутренность. К тому же про этот сектор Мари рассказывала всякие страсти Бааловы. И не только Мари. На самом деле Берт не был сильно огорчён, когда Габи запретил ему стимулировать память. И тут вот нате вам.

— Что-то я о таком не слышал, — буркнул Берт, медля взойти на мраморное крыльцо вслед за Пети.

— Ну, на каждом углу не трубят, — признал однокрылый. — Но ты сам посуди. Ангелы живут среди людей. Долго. Среди людей. Не привлекая внимания, если не хотят его привлечь.

Берт невольно шагнул на первую ступеньку.

— А ты?.. — так же невольно сорвалось с языка.

— А я тебе о чём толкую, — Пети расплылся в улыбке и взял Берта под локоть. Он как раз дожевал последнюю корку. — Включи уже соображалку, а? И туда я, и назад, и оба раза всё прекрасно. И третий бы прекрасно, если бы не… ах да, я уже говорил. Не стой столбом, а то за Лота выдам.

У него была совершенно неприличная привычка постоянно трогать собеседников. Габриэлю, кажется, касания были безразличны. Берту не нравились, но он не знал, как прекратить, поэтому терпел. А сейчас так и вовсе не заметил. Может, привык, а может, слишком крепко задумался. А ещё Пети всегда называл иферов людьми. И вместе с Габи питал пристрастие к библейскому персонажу Лоту, хотя это-то как раз самое нормальное из списка Петиных странностей. Но Пети совершенно прав, ангелы там, внизу, не могут становится невидимыми. Это невозможно. В отличие от…

— … ускоренных генных модификаций, — гулко ухал, отражаясь эхом по коридорам сектора Улучшений, голос Пети. — Наработок валом, в том числе и этически запрещённых. Людям бы такое показалось волшебством, уж поверь мне.

Он что, мысли читает?!

Берт обнаружил, что уже вовсю топает, влекомый Пети, через огромный вестибюль к лифту. Как загипнотизированный. Или на верёвочке. Сам идёт, невзирая на решение не поддаваться чужой воле и помнить о правах честного гела, гарантированных Биллем.

Каждый гел прежде всего — индивидуальность, неповторимая самоценная личность, а уже потом — гражданин Гелио и всё такое прочее. Эти прописные истины вдалбливают в головы детям, как только те едва-едва сбиваются в стаи, чуть ли не с младенчества. Аксиома, постулат, не требующий доказательств.

Да, Берт подозревал, что в его жизни пока не всё в порядке, но формально придраться было не к чему. Ну работа не нравится, скучная. Зато почётная, удобная, отпуск длинный. Можно уйти, а как же, никто не держит. Но… слишком много усилий для поиска нового профиля, переквалификации, а впереди целая жизнь, успеется, устроится, наладится как-нибудь, а лучше, чтобы само по себе. В конце концов,