Лили, запертая во сне - Ник Лейк

лучше уж так, чем обрекать Мышонка на съедение. В конце концов, Волчок говорить не умел. Насколько ей было известно.

Лили подняла маленькую иголку и протолкнула её сквозь собачью дверцу. Иголка тихонько звякнула о кафельный пол на другой стороне.

Лили вернулась к окну и смотрела, как Мышонок с мечом наперевес шмыгнул через подсобку к холодильнику. Он встал на задние лапки и потянулся вверх, стягивая магнит в форме ананаса. Потом пронёсся по полу назад, к собачьей дверце, и исчез из виду. Через мгновение раздался металлический щелчок.

– Готово, – сообщил Мышонок.

Лили просунула в дверцу голову, потом и плечи. Дверца царапала её по животу, который пришлось втянуть и затаить дыхание, она зажмурилась до боли, но пролезла довольно быстро, неуклюже перекатившись вперёд и приземлившись на какой-то половик.

– Ловко, – оценил Мышонок.

– Да тише ты, – прошептала Лили, опасаясь призрачных родителей в другой комнате. – А то скормлю тебя любимой сове.

– У тебя ручная сова? – озираясь, пискнул Мышонок.

– Не здесь. Но я тебя отнесу. Так, на кухонном столе должна быть записка. От мамы. Там написано, где они сейчас. Нужно только пройти через ту дверь, – она показала на выход из подсобки, – и повернуть налево, в новую кухню.

– Слушай, какая разница, где твои родители, – заявил Мышонок. – Тебе нужно побороть их двойников.

– Мне нужна та записка.

Он пожал плечами. Лили никогда не видела, чтобы мыши пожимали плечами. И чтобы мышь говорила – тоже. Или таскала иголку.

– Моё дело маленькое, – добавил он, вешая на плечо иголку-меч. – Я хочу сказать, что в данном случае и ты ничего не решаешь. Ты, фигурально выражаясь, побитая собака, жертва несправедливости, на которую, может, снизойдёт удача, а может, и нет, даже с нашей помощью.

– Погоди, – сказала Лили, остановившись и глядя на него. – Побитая собака, которая…

– Собака, – сообщил Мышонок.

– Да, ты сказал, что я побитая собака, которая…

– Нет, собака. Там.

Лили подняла голову и увидела Волчка, возникшего из тёмного угла комнаты. Он, принюхиваясь, направлялся к ним.

– Эй, Волчок, – позвала она, протягивая руку, чтобы погладить пса по голове, как раньше, когда ещё не болела.

Но пёс ощетинился, шерсть поднялась дыбом, и смотрел на неё как на привидение, как на чужака. Он приготовился к атаке, злобно рыча, и бросился на неё с выпущенными когтями и широко открытой пастью.

И глаза у него были чёрные-пречёрные.

Глава 8

Лили, хоть и не задумывалась, как лучше упасть: на спину или на живот, – и глазом не моргнула, как уже лежала ничком, вытянув руки вперёд. Волчок – небольшая собака, но его зубы, клацающие совсем рядом, будто в замедленной съёмке, казались огромными. Такие запросто оставят без пальцев, носа, глаза. Удивительно, как молниеносно работал мозг, как машинально она принимала решения, как привыкала к опасности. И это был Волчок, который её любил.

Перед глазами что-то мелькнуло, блеснул на свету металл, и Мышонок неожиданно запрыгнул ей на нос, а Волчок с воем отступил, на белом линолеуме краснели капли крови, и пёс неуклюже возил лапой по морде.

– Лишился меча! – сообщил Мышонок. – Похоже, в шерсти застрял! Зато не зря!

Лили встала и заскользила к дырке в двери. Мышонок спрыгнул на пол. Пёс выл от боли, скулил, лаял.

– Надо уходить, – решила Лили. – Столько шума.

Сейчас явятся призраки. Двойники её родителей. Сердце стучало словно заведённый до предела метроном, с бегунком в верхней половине, тикающий очень быстро, слишком быстро.

Лили играла на рояле в оркестре, там же выступала Скарлетт, а Руби была на подпевках, отчего страшно расстраивалась.

«Но, слава богу, не солисткой, – всегда думала Лили, – а то бы расстраивалась публика».

Всё это, казалось, происходило давным-давно, ещё до того, как подруги начали буквально шарахаться от неё как от чумной.

Она выбиралась почти на ощупь, боясь того, что может увидеть, пока не добралась до дверцы и толкнула её. К счастью, та взлетела в ночь, потому что замок работал только в одну сторону – не важно, кто выходил из дома, важно не впустить никого снаружи, – и Лили ощутила холодный ветер, дувший в лицо.

И тут она вспомнила.

– Записка!

– Что? – спросил Мышонок у неё за спиной.

– Мамина записка, – шепнула она. – Я хотела её найти.

– Где она?

– Бабуля говорила, что на кухне. На столе.

– Ладно, – сказал Мышонок. – Пойду добуду или погибну.

Он отдал ей лапкой честь – и был таков, проносясь по полу к двери.

– Погоди, – сказала она вслед. – А что, другого выбора нет?

Но её голос затих, и предложение погасло, словно свеча на сквозняке, когда из прихожей раздался звук.

– Что-то собака разошлась не на шутку.

Голос был отцовский. Сердце Лили словно раскололось пополам: и хотелось обнять отца, и убежать куда глаза глядят.

– Может, опять девчонка пытается войти, – сказала за дверью мать. – Если так, поймай её.

– Ладно, поймаю.

Вроде отцовский голос. Но нет, непохоже. Холодный и плоский, как керамическая плитка.

Лили, кряхтя, нырнула сквозь дверцу, оцарапав себе живот, и приземлилась на сырой гравий снаружи. Она отошла в сторону и спряталась в темноте за бочкой для дождевой воды.

Мышонок остался в доме. Внутри. И это беспокоило Лили. Хотя познакомились они совсем недавно, ей не хотелось, чтобы с ним что-то случилось.

Она ждала, что вот-вот в кладовке загорится свет, что окно над головой станет ярко-оранжевым прямоугольником во тьме, однако ничего такого не случилось. Только слышала, как двойник отца вошёл в комнату, звук открывающейся двери и его шаги по керамической плитке, но, похоже, света ему не требовалось. Он и так всё видел.

– Беги, Мышонок, беги, – сказал стоявший на карнизе Ворон, наблюдая за тем, что происходит внутри.

Лили прижалась к стене.

– Ой, только не это! – воскликнул Ворон, переминаясь с ноги на ногу.

Шаркающий звук.

– Нет, нет, только не веник, – взмолился Ворон.

Внутри кто-то пронзительно взвизгнул, должно быть, от страха.

– Беги в другую сторону, – велел Ворон Мышонку.

Можно подумать, что тот слышит. Это было похоже на то, как папа Лили разговаривает с футболистами во время матча, транслируемого по телевизору.

Нет, она этого не вынесет. Лили расслабилась, разогнула колени и подняла голову, стараясь заглянуть в нижнюю часть окна. Она увидела отца или двойника, похожего на отца, танцующей походкой двигающегося по кладовке. Он крутил обеими руками веник на длинной ручке и яростно подметал пол, а там – маленького суетливого Мышонка, пытающегося увернуться от щетины.

Но этот папа был проворнее, быстрее, чем её настоящий, который