Любовь Орлова: Годы счастья - Нонна Голикова

И они говорили, говорили, говорили…

Путь к встрече

Родина Григория Александрова – Екатеринбург, долгое время именовавшийся Свердловском. В 1919 году на Восточном фронте при политотделе 3-й армии был организован красноармейский театр. Руководил им шестнадцатилетний Григорий Васильевич. Он сам сочинял пьесы, сам их ставил, сам исполнял главные роли. Недаром он был активным участником курсов клубных режиссеров при Екатеринбургском губпрофсовете.

Сцена фронтового театра помещалась на железнодорожной платформе. А для того чтобы во время неожиданных перестрелок – а они случались довольно часто – артисты могли укрыться, основная декорация была сделана из толстого железа.

После отступления колчаковских войск с Урала руководитель фронтового театра возвратился в Екатеринбург. В то время здесь организовался клуб под названием ХЛАМ, что означало – «художники, литераторы, артисты, музыканты». За неимением в то нищее и голодное время обуви и головных уборов члены клуба возвели в принцип ходить босиком и с непокрытой головой. Став членом ХЛАМа, юный Александров именно так и стал разгуливать по улицам Екатеринбурга, за что получил прозвище «босоногий комиссар». В это время он был назначен инструктором отдела искусств губнаробраза.

Именно тогда и встретились два будущих народных артиста СССР – Александров и Пырьев.

Теперь мало кому известно, что Иван Александрович Пырьев, постановщик фильмов «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки», «Идиот», «Братья Карамазовы», имел два Георгиевских креста. Совсем мальчишкой Пырьев бежал на фронт и стал разведчиком одной из воинских частей. Бои, ранения… В 1920 году Пырьев в Екатеринбурге назначается агитатором в политотделе 4-й железнодорожной бригады. С Александровым он впервые встретился в театральной студии облпрофсовета. Они часто выезжали со студией на спектакли, проводившиеся на уральских заводах и в селах. Условия были походные: сами строили нары в школах и банях – там, где приходилось ночевать.

Затем Иван Пырьев и Григорий Александров вместе создали в Екатеринбурге детский театр. Для премьеры была выбрана повесть Марка Твена «Принц и нищий». Инсценировку Григорий Васильевич написал сам. Он многое придумал сам, внеся в сюжет изменения фантастического характера. Он же играл роль сказочного персонажа – Ветра. Для своего героя он, опять-таки сам, сделал особый блестящий шлем с крыльями. Это свое изобретение Александров, уже будучи прославленным кинорежиссером, применил в фильме «Цирк»: надел такой шлем на героя Мартынова в исполнении Столярова.

Александров перепробовал, кажется, все творческие профессии, касающиеся сцены. Но и не только. Он занимался еще и тем, что переделывал, исходя из идеологических требований того времени, зарубежные фильмы для показа советскому зрителю. Кинематограф был немым, что облегчало дело, так как менять титры было все же легче, а с помощью монтажа удалялись нежелательные с точки зрения советской цензуры эпизоды фильмов. За 1920 год будущий кинорежиссер подверг такой обработке не менее двух десятков кинолент. Это была его первая встреча с искусством «делать кино».

В 1921 году в Екатеринбурге прошли гастроли МХАТа. Александров и Пырьев посмотрели все спектакли этого прославленного театра и поняли, что научиться чему-либо можно только в Москве, что только там те, кто может научить профессии актера. Тогда это была главная мечта «босоного комиссара». И друзья добились своего: политотдел 3-й армии отправил их на учебу в Москву.

Дорога была нелегкой, денег не было вовсе. Несколько последних станций до Москвы им пришлось идти пешком по шпалам. И они дошли. Один из первых визитов, который сделал Александров, был визит к самому Горькому. Дело в том, что его друг по Екатеринбургу, поэт, будучи хорошо знаком с великим писателем, дал Грише рекомендательное письмо. Александров не преминул им воспользоваться.

Во время посещения Горького он был потрясен роскошью особняка, смущаясь, читал стихи собственного сочинения и, судя по всему, был очень обаятелен, поскольку мастер его запомнил, что потом сыграло немаловажную, а может быть, и решающую роль в дальнейшей судьбе молодого дарования.

После определенных мытарств и метаний друзья поступили в Рабочий театр Пролеткульта, который располагался в Эрмитаже. И в первом же спектакле им пришлось играть вместе. Это был «Мексиканец» по рассказу Джека Лондона. В этом театре молодой Сергей Эйзенштейн преподавал биомеханику и был художником. Он и оформлял спектакль «Мексиканец», являясь также и его сопостановщиком. Играли друзья многих персонажей, в том числе и главных, которые были противниками в боксерском бою.

Эйзенштейн сделал в спектакле два финала. Все зависело от реального исхода поединка. Рассказ у Джека Лондона заканчивался тем, что побеждал на ринге Мексиканец и выигранные деньги отправлял повстанцам на оружие. В спектакле же могло быть и иначе, в зависимости от того, кто из исполнителей победит на самом деле: партнеры дрались всерьез. Александров и Пырьев сражались с переменным успехом, никогда не зная в начале спектакля, чьей победой он закончится. Но самым главным было то, что состоялась историческая для мирового кино встреча двух мастеров, которые затем окажут значительное влияние на развитие этого искусства.

Вот как вспоминает об этой встрече сам Эйзенштейн:

«Я работал на подмостках театра в Каретном Ряду, тогда носившего имя “Центральной арены Пролеткульта”. Туда пришли держать экзамен два парня-фронтовика. Два однокашника. Оба из Свердловска. Один кудлатый, с челкой, другой повыше, поджарый и стриженый. Оба с фронта. Оба в шинелях и с рюкзаками за спиной. Оба прочли мне и покойному В. Смышляеву какие-то стихи. Что-то сымпровизировали. И с восторгом были приняты в труппу.

Один был голубоглаз, обходителен, мягок. В дальнейшем безупречно балансировал на проволоке.

Другой был груб, непримирим, склонен к громовому скандированию строк Маяковского и к кулачному бою более, чем к боксу.

Впоследствии они оба – кинорежиссеры. Один – Григорий Александров. Другой – Иван Пырьев».

Великий кинорежиссер был прав, Александров действительно всегда отличался необычайной мягкостью и обходительностью, что ему не мешало, а может быть, как раз помогало безупречно балансировать, иногда с риском для жизни, в самых острых и рискованных ситуациях своего нелегкого времени, для многих ставших смертельными. Когда они встретились, Эйзенштейну было 23 года, Александрову – 18 лет.

Эйзенштейн вскоре организовал при театре Пролеткульта передвижную труппу – «Перетру», с которой и создал свою первую самостоятельную театральную постановку по пьесе А. Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Для смелых экспериментаторов-ниспровергателей пьеса великого классика стала лишь поводом для поиска новых «революционных» форм, в необходимость которых они тогда искренне верили. Афиша спектакля в этом смысле была более чем красноречива: «“Мудрец, или Всякого довольно”. Вольная композиция текста С. М. Третьякова, монтаж аттракционов С. М. Эйзенштейна».

Александров играл Глумова – легкомысленного молодого авантюриста без определенных занятий. «У меня была черная полумаска с зелеными электрическими глазами. Я летал на трапеции, исчезал, как цирковой иллюзионист, играл на концертино, стоял на голове на проволоке и делал еще множество подобных номеров, оправдывая название спектакля “Всякого довольно”», – писал Александров в своей книге «Эпоха кино».