Любовь Орлова: Годы счастья - Нонна Голикова

Пишу Вам из кремлевки, где лежу уже три дня и пролежу целую неделю. Вчера сделали переливание крови и, вероятно, будут делать еще раз. Кровь плохая, и ее надо подкрепить. Лежу одна, в чудесной комнате и отдыхаю. Только сейчас поняла, как я устала! Очень!

Дорогому, славному Якову Ивановичу самые сердечные приветы, Вас же, мою дорогую, крепко, нежно целую! Поправляйтесь, отдыхайте от всех нас. Набирайтесь сил, чтобы учить нас, бестолковых.

Ваша Любовь Орлова.

О дальнейших планах ничего еще не знаю. Черкните мне, буду благодарна за весточку.

6. VIII–52».

Да, это не теперешние sms! Очень не хочется покидать этот мир отношений и открытых друг другу сердец, и я приведу еще два письма Любочки Клавдии Андреевне.

«Минск 12–1–53

Дорогая Клавдия Андреевна!

Запись на радио произвела на меня огромное впечатление! Я не думала, что у меня такие успехи! И все Вы, моя дорогая, Ваше терпение! Ваша настойчивость! Ваше умение замечательного педагога преподать свой метод оболтусам вроде меня! Я счастлива, что Вы мной довольны!

Я вижу Ваше милое лицо с горящими глазами, и вся Вы – внимание, и вся Вы – со мной! Одно целое! И педагог, и друг!

Еще раз примите мою благодарность, мое уважение и мое преклонение перед Вашим трудом!

Концерты проходят с огромным успехом! “Дую” вовсю! Окрыленная успехом, “продуваю” воздух во всю длину!

Закатываюсь таким ха! ха! что соседи, живущие в гостинице, вероятно, думают, что рядом живет несчастная ненормальная. Они не знают, что эта несчастная – очень счастливая, что она обнимает и крепко целует свою любимую Клавдию Андреевну и шлет свои сердечные приветы славному Якову Ивановичу!

Ваша Любовь Орлова».

«Гостиница “Астория” 11–XII–56.

Моя дорогая Клавдия Андреевна!

Хочу поделиться с Вами радостью огромного успеха “Лиззи Мак-Кей”. Выхожу на поклоны по окончании спектакля по 23–25 раз кланяться и можно еще и еще, но рабочие сцены устают крутить вручную, поэтому я их жалею и велю тушить рампу.

Теперь пою вначале “Голубку” в моей комнате на испанском языке. Пою, убирая пылесосом комнату, говорят, хорошо получается. Каждый день распеваюсь утром, как перед концертом. И молчу целый день перед спектаклем. Играю через день в домах культуры. Несмотря на огромные помещения, говорят, что голос здорово звучит, да я и сама это чувствую. Погода ужасная, не выхожу на улицу, боюсь простудиться.

Дорогая, любимая, неповторимая, Вам, Вам и Вам я обязана своим успехом! Вы, Вы научили меня не только петь и говорить на дыхании. Наши актеры и дирекция удивляются, что я переехала в номер, где инструмент, и приплачиваю свои деньги, т. к. не могу без инструмента, а большинство и понятия не имеют о необходимости распеваться.

Видела Вас во сне очень хорошо. Мы с Вами слушаем собаку, которая поет человеческим голосом. Было ужасно смешно! А я думала: “Вот ведь какая Андреевна, даже собаку научила петь!”

Это потому, что думаю о Вас, благодарю всем сердцем и очень, очень люблю! Целую Вас крепко, крепко, привет Якову Ивановичу. 20 последний спектакль, 21 отдыхаю, 22, 23, 24 пою концерты. Буду в Москве 25-го.

Ваша Любовь Орлова».

Да, как говорится, комментарии излишни…

А еще писали, что Орлова и Александров никого не впускали в свой дом и что в нем никто никогда не жил, кроме них, что это был «мертвый дом».

Они действительно жили очень замкнуто, они были самодостаточны в своей любви друг к другу, им друг друга хватало, и тратить время и силы просто так, просто на гостей и разговоры им казалось непростительным расточительством. Но тем не менее они были нормальными людьми со своим – очень узким – кругом друзей и близких.

Постоянно во Внукове с ними жила старшая троюродная сестра Григория Васильевича Ираида Алексеевна Бирюкова, которую он шутливо называл «Бирючиха». Вследствие неизвестной мне ситуации Григорий Васильевич считал себя глубоко обязанным сестре и в ее старости и одиночестве предоставил ей «и стол, и дом». Я прекрасно ее помню в неизменной вязаной полосатой шапочке на коротко стриженных седых волосах. Она страшно гордилась своей прошлой революционной деятельностью и личным знакомством с Крупской, о чем постоянно рассказывала мне, совсем еще девочке. Эти рассказы вызывали молчаливую иронию – поднятая бровь у Любы и снисходительно-благодушные улыбки Гриши.

Теперь, вспоминая их всех, я догадываюсь, что Ираида Алексеевна и Любовь Петровна были, скорее всего, обоюдным источником некоторого раздражения друг для друга. Но только догадываюсь, настолько эти люди в любых ситуациях были безупречны в своих внешних проявлениях. Я по-своему была привязана к Ираиде Алексеевне и с печалью узнала о ее кончине. Это было года за два до ухода Любови Петровны.

В этом доме постоянно бывали и мой брат, и мама с папой, и бабушка. Мы с братом и мамой частенько жили здесь, обычно в зимние каникулы – школьные, затем студенческие.

Одно лето во внуковском доме жила семья Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф: она сама, ее матушка Павла Леонтьевна Вульф и шестилетний сын Алеша Щеглов. Как режиссер Ирина Сергеевна работала с Григорием Васильевичем в фильмах «Весна» и «Встреча на Эльбе». В Театре имени Моссовета она ставила спектакли «Нора» и «Лиззи Мак-Кей» с Любовью Петровной в главных ролях. Их всех своей семьей считала Фаина Раневская. В свое время именно Павла Леонтьевна, тогда звезда русской провинциальной сцены, разглядела в нелепой рыжеволосой девочке-подростке необыкновенные способности, взяла ее в свой дом, воспитывала и как человека, и как актрису. Это произошло в пореволюционном Таганроге. Этих людей можно было считать близкими друзьями Любови Петровны и Григория Васильевича. А мальчик Алеша на всю жизнь сохранил воспоминания о лете, проведенном в доме Орловой и Александрова. «Запомни, – сказала ему Ирина Сергеевна, – все, что ты здесь видишь, – самого высокого вкуса».

Сразу после войны целую зиму жил мой семилетний брат Вася в квартире Любови Петровны и Григория Васильевича в Москве на улице Немировича-Данченко. Всегда жила с ними мать Любови Петровны, моя прабабушка Евгения Николаевна. Зимой – на Немировича-Данченко, летом – во Внукове у старшей дочери Нонны Петровны, моей бабушки.

Говорят, говорят… Ю. Сааков в своей книге «Любовь Орлова. 100 былей и небылиц» взялся распутать бесчисленные домыслы вокруг великой кинозвезды. Но и сам порой запутывается в этих небылицах. Например, в истории эвакуационной паники в Баку во время войны, которую сумели остановить именем Орловой. Во-первых, это было именно в Баку, а не в каком-либо другом городе. Историю эту я слышала от Григория Васильевича, который мне рассказал, как в тяжелейшие дни эвакуации, наступления немцев, когда охваченные страхом люди брали штурмом поезда, опрокидывали вагоны, кому-то из городских властей пришла счастливая мысль: город обклеили афишами с якобы предстоящим концертом Любови Орловой. На самом деле концерт и не предполагался. Но, так или иначе, паника на какое-то время была приостановлена. Если Орлова выступает, то все не так страшно…