Книги онлайн и без регистрации » Историческая проза » Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи - Масадзи Исикава

Река во тьме. Мой побег из Северной Кореи - Масадзи Исикава

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 42
Перейти на страницу:

Моя мать, однако, была вне себя от охватившего ее волнения. Никогда не забуду выражение ужаса у нее на лице. «Что будет с нами?» – потрясенно спросила она отца. «Не волнуйся. Все будет хорошо», – успокоил ее он. Я хранил молчание. Как он мог быть так уверен, что все будет хорошо? Вспоминая тот день, я думаю, что свою роль сыграл родной язык. Наконец, он мог спокойно общаться, говорить со своими земляками на своем языке. Наконец, он был среди своих. И это чувство облегчения, казалось, затмило все остальное. Он расслабился, вновь окунувшись в атмосферу родного языка, и это вселило в него веру в лучшее.

Разумеется, как и мою мать, меня переполняла тревога за будущее, но для меня – в ту пору растущего не по дням, а по часам 13-летнего подростка – самое страшное случилось тогда, когда мы впервые уселись обедать. Я не мог поверить, но нам подали собачатину. Да-да, собачатину. Мясо собаки. От него исходило жуткое зловоние. И несмотря на чувство голода, пришлось заткнуть нос, но даже это не помогало. Меня душила тошнота, я пытался пересилить ее, но никто из нас так и не осилил больше куска этого «мяса». Кроме отца.

Покидать сборный пункт было строжайше запрещено. И мы в полной мере ощутили на себе все прелести лже-гуманизма, враз превратившись в арестантов «рая на земле». Каждой семье выделили комнату площадью примерно в шесть татами (площадь дома в Японии традиционно измеряется в количестве татами – соломенных матов-циновок; их размеры не менялись веками, они составляют 90 на 180 см (примерно 1,62 м2. – Прим. ред.). Ледяные порывы ветра продували комнату через щели в хлипких стенах насквозь, швыряя нам в лицо горсти песка. Той первой ночью, когда все мы улеглись рядом, прижавшись друг другу и дрожа от нестерпимого холода, я спросил себя, а что вообще нас здесь ждет? Сестры тихо и жалобно шептали: «Братик! Братик!» Девочки исхудали, продрогли до костей и были напуганы. Я попытался успокоить их, но так и не смог из-за одолевавших меня нелегких мыслей.

Мы провели несколько недель в этом чистилище, каждую ночь изнемогая от холода, в страхе перед будущим. Я пытался ни о чем не думать – не травмировать душу воспоминаниями о прежней жизни, оставшейся далеко позади, и мыслями о том, чем обернется для нас жизнь здесь.

Несколько недель спустя наша судьба была решена. Жить нам предстояло в деревне Тончхон-ри. Мне это место внушало смутное беспокойство, хоть я там никогда и не был, но полагал, что оно мало чем будет отличаться от сборного пункта. Поездка заняла приблизительно двенадцать часов на поезде, который тащил паровоз, и еще час – на запряженной буйволами повозке. Когда мы медленно въехали в утопавшую в снегу деревню, повозка остановилась, и мы спрыгнули с нее. Моя младшая сестра Масако увязла в снегу и расплакалась. С ней началась настоящая истерика. До этого она еще терпела, но это падение в снег стало последней каплей. Ей только что исполнилось 6 лет, но ее короткая жизнь перевернулась с ног на голову за считаные недели.

«Я хочу домой!» – продолжала кричать Масако, заливаясь слезами. Я был удивлен не на шутку, когда отец взял дочь на руки и попытался успокоить. Никогда раньше я не видел проявлений отцовской нежности с его стороны. Он пытался что-то тихо втолковать ей, успокаивая ее, пока мы следовали за провожатым из местных, который повел нас показать нам наше будущее жилище. Повсюду стояли покрытые снегом лачуги с соломенными крышами. Они, наверное, могли показаться живописными кому-то. Но не нам. Вокруг была заснеженная пустыня.

Дом, который нам выделили, раньше служил какой-то партийной конторой. Это было единственное здание в деревне с черепичной крышей. Наш проводник впал в какой-то истеричный восторг, тыча пальцем в эту крышу. По его словам, нам выпала «большая честь жить в таком доме». Я посмотрел на это строение во всем его сомнительном великолепии, на его растрескавшиеся стены. И вновь задал себе вопрос: а верил ли он сам тому, что говорил? Если верил, то я искренне ему посочувствовал бы. Мешало только одно: в этой жалкой халупе предстояло жить всем нам и мне в том числе.

У дверей нас поджидала женщина воинственного вида. Заговорила она с нами резко, агрессивно – и этот тон стал таким привычным для нас за последующие годы. Позже я узнал, что она была председателем местного отделения Демократического женского союза. Эта особа притащила встретить нас кое-кого из наших будущих соседей – те дожидались нас в доме. Едва мы переступили порог, как она разразилась речью.

«Этих людей травили в Японии, но благодаря заботе и доброте Великого Маршала Ким Ир Сена они смогли возвратиться на свою родину!»

От меня не укрылось, что наши будущие соседи, глазея на нас, едва прислушивались к этому словоизвержению. Они буквально поедали глазами наши часы, велосипеды и другие, судя по всему, невиданные здесь вещи. Председательша обратилась ко мне. «Я отведу тебя в школу завтра, так что будь готов!» – сообщила она. С этими словами она и соседи вышли из дома.

Электричество здесь было, но лампочки едва теплились слабым, тлеющим светом. Тогда я еще не понимал, что такое пониженное напряжение. Я поискал признаки газоснабжения, но не нашел. Здесь не было даже водопровода. Я посмотрел в окно. И ярдах в тридцати увидел на улице колодец. Простой колодец.

Моя мать была в шоке. Она, как и я, просто не могла поверить глазам.

– Как же мы все-таки будем здесь жить?

Вопрос ее эхом отдался в холодном помещении. Я чувствовал себя ошеломленным, расстроенным, опустошенным. Я не мог ни думать, ни чувствовать. После долгой поездки я просто улегся на циновку и попытался уснуть. Спал я беспокойно, все время вертелся и проснулся разбитым и подавленным.

На следующее утро верная своему обещанию председательша Женсоюза пришла за мной забрать меня в мою первую в Северной Корее школу. Она появилась вместе со своей дочерью, которая напыщенно заявила, что она «председатель школьной ячейки Сонёндан – Союза детей Кореи». Хотя тогда еще я по-корейски говорил плохо, я все же понял, что она имела в виду. И просто сказал: «Доброе утро», а потом пошел вместе с ними. Никаких фотографий «Первый школьный день» для семейного архива, ясное дело, не предусматривалось.

Войдя, я увидел около сотни человек учеников и учителей – все в одном помещении. Я приветствовал их на своем ломаном корейском.

– Спасибо за то, что пригласили меня.

– Японский выродок! – пробормотал кто-то.

И тут уже все стали шептать ту же фразу.

– Японский выродок!

Я обмер. И покраснел как рак от стыда и злости. Как мне в тот момент хотелось провалиться сквозь землю.

Ученики тыкали пальцами на мою пластмассовую обувь и другие вещи, которые им явно не понравились.

– Посмотрите-ка на его ранец!

– Часы нацепил!

– Японский выродок!

Тут я увидел, что ни у кого из них школьных ранцев нет, просто обернутые в кусок ткани учебники. И решил тоже отказаться от ранца.

После этого приветствия я посмотрел пьесу. В ней приняли участие примерно двадцать учеников. Это была жуткая, примитивная пропаганда. По сюжету пьесы я вел тяжкую жизнь в Японии, но благодаря заботливым усилиям Трудовой партии Кореи и старого доброго «Чхонрёна», я смог «вернуться» на родину. Когда это было закончено, все стали восторженно аплодировать. Я тоже аплодировал. Исключительно из вежливости.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 42
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?