Имаго - Юрий Никитин

Возле «кишки», так по-старому называют гигантскийсупермаркет, то и дело меняющий названия, на тротуаре среди зевак удобноустроился человечек, которого я не сразу узнал – Легунов, юрист, бывший мойколлега, потом подыскавший себе местечко адвоката, затем что-то еще, ужесомнительное, зато доходное. Я знал его худым и сгорбленным, а сейчас на краютротуара румяный жизнерадостный толстячок отечески посматривает на факельноешествие, покровительственно помахивает дланью, будто принимает парад. Я ткнулего в бок, он испуганно шарахнулся, будто ощутил между ребер холодный стволпистолета, потом узнал, засмеялся:

– Бравлин! Сто лет тебя не видел. И ты с ними?

– Не совсем, – ответил я. – Я попутчик вродебы. Во времена Маяковского были так называемые попутчики…

– А кто такой Маяковский?

Я покачал головой.

– Ого, русская юриспруденция еще не растеряла чувствоюмора? Ты идешь или остаешься?

– А ты собираешься провожать до самой площади?

– До площади? Так близко? Тогда я пойду в самом деле.

Он поколебался, махнул рукой:

– Надеюсь, это у них не на всю ночь. Мне завтравставать рано…

– Завтра выходной!

– Увы, у меня рабочий. Но ты прав, эти правильновыбрали субботу. Чтобы сейчас хоть до утра, а завтра можно отсыпаться всласть.

Мы неспешно шли вровень с серединой колонны. Нет, онавсе-таки понемногу нас обгоняет, но, оглядываясь, я видел длинный хвост, такчто на площадь прибудем даже раньше, чем последние энтузиасты.

– Что за шествие, – спросил я. – Что-то мнесмутно знакомо, но никак вспомнить не могу…

Он расхохотался.

– Вот видишь, надо чаще телевизор включать. На площадибудет аутодафе!

– Что… людей? Уже?

– Нет, всего лишь книги. Но я бы и людей сжег, которыеосмелились напечатать такую мерзость!

Улица закончилась, на каменном просторе площади собраласьтолпа веселой горланящей молодежи. Почти все с баночками «пепси» в руках,теперь это признак хорошего тона и лояльности. Челюсти двигаются в одном ритме,жуют, жуют, жуют. Когда работают челюсти, кровь отливает от мозга к этимработающим мышцам, наступает то хорошее бездумное состояние, что так ценитсяныне: хорошо и ни о чем не надо думать!

Легунов начал энергично протискиваться вперед. Впрочем,толкаться не пришлось, все стоят разрозненными группками, молодняк этого дня неходит поодиночке, всегда стайками, хотя бы вдвоем, но не в одиночку. В одиночкукаждый хотя бы смутно ощущает себя тем, кто он есть, а когда стайкой, то всегдачем-то занят, чтобы не думать о себе, вообще не думать, а только жить ирадоваться общению, что, как кто-то сказал и написал большими буквами, –есть самое большое сокровище человека.

Я увидел наконец огромный столб, к которому привязаны тричеловека… я содрогнулся, на миг показалось, что не куклы вовсе, ревущее пламя,жар, свет, праздничное настроение, багровые и оранжевые отблески огня на лицахвосторженных молодых ребят и девушек.

Подъехал самосвал, народ разбегался, давая дорогу с веселымивоплями. Самосвал остановился в десятке шагов от костра, загудел, край кузованачал подниматься. Задний борт под давлением массы книг откинулся, книгихлынули блестящим потоком, словно только что пойманная рыба заскользила изневода, еще живая, еще бьющая хвостами, разевающая рты, тщетно пытающаясязакричать, позвать на помощь…

Ребята и девушки налетали с радостными криками. Началасьдавка, смех, вопли. Кого-то придавили всерьез, потом один протолкался ужеобратно, к груди прижимает целую кипу. Набежал на костер, швырнул и тут жепопятился, закрывая лицо от огня обеими ладонями. Потом уже и другие, нахватавкниг, бежали к костру, со счастливым смехом швыряли книги в огонь.

Ревущее пламя хватало книги сразу, обложка начиналакоричневеть по краям, но еще не читанные страницы держались плотно одна кдругой, не давали огню протиснуться вовнутрь, а целыми кирпичиками обугливалисьмедленно. Кто-то из старших, кто не смеялся, а внимательно следил и руководил,принес от стоявших поодаль машин канистру с бензином. Размахнулся, зашвырнул насамую вершину. Там гулко бабахнуло, взвился столб оранжевого огня.

В толпе дружно закричали «ура!». Этот веселый жизнерадостныйкрик я слышу под окнами всегда, когда под грохот пушек небо расцвечиваетсяогнями салюта. Две девушки, молоденькие и кокетливые, начали танцевать, красивопомахивая руками и блестя ровными пепсодентовыми зубками. Им дали место, тут жек ним присоединился молодой, дурашливого вида парень, из тех, кто не блещет нив науке, ни в спорте, зато может показать класс на дискотеках. Он плясалбыстро, озорно, пародийно, но с таким азартом, что сразу начали хлопать владоши, кричать одобрительно.

Я видел, как один парнишка из груды вываленных наземь книгсхватил одну и украдкой сунул за пазуху. Друзья его подхватывали по целойстопке и с веселыми воплями неслись к костру, на бегу разворачивались, какхоккеисты у бортика, делали мощный бросок и мчались за новой порцией. На ихлицах была жажда справедливой мести всем тем гадам, что заставляют ходить вшколу, читать книги, делать уроки, когда можно вот так – книги в огонь,учителей на костер, да привязать покрепче, чтобы не сбежали.

Один парень, красивый, веселый, с хорошим чистым лицом и добройозорной улыбкой, прокричал шоферу:

– Вези еще!..

Подростки тут же заорали весело:

– Еще!

– Побольше!

– И учебники!

– И таблетки от жадности!

– Make love, not read books!

– Уря-я-я!

Легунов смотрел на них с доброй понимающей улыбкой.

– Вот видишь, – сказал он бархатным интеллигентнымголосом, – самое верное решение… С этими книгами надо только так.

– А что с издателями?

– На первый раз отобрали лицензию, конфисковалиимущество и по пять лет каждому. Но я бы…

Кулаки стиснулись, даже дыхание стало чаще. Я спросил синтересом:

– Что?

– Да что церемониться? – отрубил онвозмущенно. – Я бы и самих издателей на этот костер. Их самих, а некуклы!.. Куклы при чем?.. В нашем демократическом обществе любая подобнаяпропаганда запрещена, не так ли?

– Точно, – подтвердил я. – Как думаешь, когобы еще запретить? Раз список составлен, то он должен стремиться к расширению. Иуже расширяется…

Он взглянул почти с испугом.

– А ты откуда знаешь?

– Да так… Профессия такая, должен предвидеть.

– Ах да, я что-то слышал, ты теперь в какой-то оченькрупной фирме в должности консультанта, почти провидца. Это верно?