Черри - Мишель Франсис

Лора чуть не сдалась в этот момент. Она так хотела открыться. Но она не знала, с чего начать. Ей было так стыдно за свою ложь, что она не могла вынести мысли, чтобы кто-то знал о том, что она сделала, и она боялась, что Изабелла о ней подумает. Она заглянула подруге в глаза, такие открытые и честные, и выдавила улыбку.

– Честное слово, все нормально.

Иззи внимательно посмотрела на нее. Приходилось смириться с тем, что ее отталкивают, хотя ее это задевало.

– Ладно, – сказала она одно-единственное слово, и Лора почувствовала, будто стена выросла между ними. Возникла неловкая пауза, и Лора стала придумывать повод уйти.

– Мне, наверное, пора. Нужно кормить Моисея.

Лора не сомневалась, что Иззи видит насквозь ее оправдания. Она чувствовала себя неуверенно и подавленно, и хотелось скорее уйти. Обычно при прощании они всегда давали себе какой-то задел на будущее, чтобы было чего ждать. «До завтра» или «пообедаем вместе во вторник» или «позвоню тебе насчет йоги», но не в этот раз.

– Скоро увидимся, – сказала в итоге Лора, чмокнула Изабеллу в щеку и стала удаляться от ее дома в поисках такси. Не зная, что прочитает на лице подруги, она неуверенно обернулась, чтобы улыбнуться ей и приободрить и ее и себя, но только увидела, как захлопывается дверь.

Она вернулась в холодный и мрачный дом. Включила обогреватель и собралась сделать себе чаю, но, достав из холодильника молоко, увидела початую бутылку вина и налила себе бокал. Лора понимала, что алкоголь не спасет ее от меланхоличных настроений, но какого черта. Она прикинула, не приготовить ли еды, и решила, что приготовит ужин и себе, и Говарду, потому что сегодня он возвращался с рабочей конференции и не должен был задерживаться.

Найдя себе занятие, она почувствовала себя чуточку лучше и включила радио, принимаясь за соус болоньезе. К тому моменту, как она услышала поднимающийся лифт, ужин был готов. Она решила, что вместо столовой сегодня они поужинают на кухне. Им пойдет на пользу сменить обстановку и поужинать в месте, не оскверненном старыми обидами. Она накрывала на стол, когда вошел Говард. Увидев ее, он остановился.

– Привет. Проголодался? – бодро спросила она, зажав в руках ножи и вилки.

Он перевел взгляд с нее на плиту.

– Спагетти болоньезе.

Говард кивнул и подошел к раковине помыть руки.

– Выпьешь чего-нибудь?

Говард напрягся.

– Может, прекратишь?

– Что прекращу?

– Этот дурацкий спектакль.

Лора улыбнулась в искреннем недоумении, от чего он еще больше рассердился. Только тогда она заметила, как он был зол, как холоден к ней.

– Я никогда не думал, что ты такая…

– Какая?

Он задумался.

– Злорадная.

Неожиданнее всего оказалось то, что Говард все еще мог причинять ей боль. Он залез в карман, вынул письмо и положил его на стол. Она посмотрела на конверт. Письмо было адресовано Марианне Паркер. Она отпрянула. Письма его любовнице? Зачем приносить их домой? Но потом, хмурясь, она присмотрелась внимательнее. Почерк… это был ее почерк. Она медленно подтянула конверт к себе.

– Открой. Хотя ты, конечно, и так знаешь, что там.

Она достала лист бумаги – ее бумаги, с ее рабочего стола – и развернула письмо.

Дорогая Марианна,

Я уже давно хотела написать, но момент всегда казался неподходящим. А потом я поняла, что подходящего момента не будет никогда. Так чего же я жду? Что ты поступишь как порядочный человек и уберешь свои загребущие руки от моего мужа? Сомнительно, учитывая, что он держит тебя при себе уже бог знает сколько лет. Мне слова не дали, моего мнения не спрашивали, и сказать по правде, мне уже порядком поднадоело, что меня игнорируют и пользуются мной. Ты мерзкое ничтожество. Берешь, что тебе хочется, ни разу не думая о тех, на ком сказываются твои поступки. И делаешь это годами, не имея ни капли совести. Надеюсь, ты будешь наказана за это, надеюсь, самое худшее, что может случиться, случится с тобой и твоими близкими. Надеюсь, ты попадешь в какую-нибудь жуткую аварию, и если ты останешься изуродована, то знай, что это твоя карма.

Это будет справедливо.

Вот теперь мне стало легче. Выговориться иногда полезно.

Лора Кавендиш.

Она отшвырнула письмо, как будто оно обожгло ей пальцы.

– Я этого не писала.

Говард скорчил мину.

– Клянусь, это не я.

Но почерк был похож. Лоре вдруг все стало понятно. Она пыталась во всем разобраться, но у нее в мыслях царил хаос. Как Черри это удалось? Откуда ей известен ее почерк? Как ей удалось так хорошо его подделать и где она раздобыла бумагу? Говард не сводил с нее глаз.

– Говард, это Черри подделала письмо и обставила все так, как будто оно от меня, – она протянула ему письмо. – Почерк похож на мой, но не совсем, – кое-что бросилось ей в глаза. – Посмотри на эти «р», я не делаю такой петли, а она делает, посмотри.

Говард ничего не ответил, и она видела, что он держится из последних сил.

– Черри? Ты серьезно? Скоро ты скажешь, что она ответственна за кризис на Среднем Востоке и глобальное потепление.

– Нет, нет. Выслушай меня. Говард, около месяца назад она пришла ко мне в офис. Она сказала, что знает, что я врала про Дэниела. И потом она сказала, что отнимет у меня все. Она мне угрожала. Каким-то образом она нашла эту бумагу, она ведь была здесь, и…

От этой мысли она похолодела.

– Почему ты раньше ничего не сказала?

– Думала, ты мне не поверишь, – Лора видела, что и сейчас он не верил, и чувствовала собственное бессилие. Она снова посмотрела на письмо. – Откуда оно у тебя?

– Пришло сегодня утром.

– И ты случайно решил зайти в гости и утешить ее. Я думала, у тебя конференция.

– Лора, я хочу подать на развод.

Сердце сжалось и перестало биться.

– Что?

– Марианна уходит от мужа.

– Как кстати.

– Не надо так.

– Как так? Ты хочешь, чтобы я вас поздравила? Я столько лет оставалась в стороне и делала вид, что ничего не замечаю, пока вы двое… – вспыхнула она.

– Мне жаль.

– Ничего тебе не жаль. Ты думаешь только о себе.

– Да, пожалуй, я думаю о себе. Я несчастлив. А ты?

Лора не смела отвечать, потому что не хотела признавать этого.

– Столько лет прошло, Лора. Сколько нам еще это тянуть? Ты хочешь провести так остаток дней? Вдвоем, не перенося друг друга на дух? Разве тебе не кажется, что ты оглянешься назад и подумаешь, что столько времени, невозвратимого, драгоценного времени было упущено? Сколько нам с тобой еще осталось? Через несколько лет мне будет шестьдесят. Шестьдесят! Если я не предприму что-то сейчас, то когда начинать что-то менять? В семьдесят? Восемьдесят? И я думаю, что ты тоже несчастна. Если я уйду, ты будешь свободна что-то изменить. Может быть, встретишь кого-то.