Тень Аламута - Андрей Басирин

— Де Бюр, — сквозь зубы процедил он. — И сюда добрался, мошенник. А ну быстрее!

Все трое нырнули в арку, ведущую в маленький дворик. Как раз вовремя: коннетабль Иерусалимский, сир Гильом де Бюр спускался по ступеням дворца. Оруженосец, до того скучавший подле рыцарского коня, бросился навстречу хозяину. Гильом принял поводья и со смехом потрепал юношу по плечу.

— Симпатичный мальчишка, не правда ли? — шепнул магистр принцессе. — А что это вы так вздрогнули, Ваше Высочество?

— Он мерзавец и предатель. Такой же, как и его хозяин. Но я не понимаю, сир. Они же ехали в Триполи собирать войска! Что им здесь-то понадобилось?

— Вероятно, то же, что и там. Убедить князя выступить против Тира.

— А король — в Халебе, — с горечью промолвила Мелисанда. — В зиндане сидит. У, сволочи! Как я их ненавижу!

«Я — будущая королева, — напомнила она себе. — При мне предателей, вроде Гильома, будут вешать. Им даже меча не достанется».

— А знаете, сударыня, — вдруг сказал Аршамбо. — я вот что подумал. Антиохией правит Боэмунд, а он мальчишка. На вашем месте я бы потолковал с ним. Думаю, он скорее послушает красивую девчонку, что предлагает ему подвиг, чем старого лентяя, бормочущего о пошлинах и откупах.

— Нет.

— Но почему?

— Сударь, я вас умоляю! Я помню Боэмунда десятилетним сорванцом. Мерзкий, противный мальчишка! Он дергал за косы мою сестру Алису. И подглядывал за нами, когда мы купались.

— Но с тех пор прошло шесть лет. Думаю, он изменился.

— Вряд ли.

Мелисанда накуксилась и молчала до самого дома Фатимы. Мысль о том, что ей придется строить глазки малолетнему (на три года ее младше!) нахалу, возмущала до глубины души. Но от правды не уйдешь, именно такой Боэмунд — безрассудный, вспыльчивый сорванец — мог отправиться с нею на Халеб. И та Мелисанда, что мечтала стать королевой, не могла не признать это.

Исаак бен Бецалел жил в богатом районе. Зловещий дом, в котором Мелисанде предстояло встретиться с ассасинами, на поверку оказался весьма симпатичен. Вьюнок скрывал грязь и выбоины на штукатурке, у входа чах мирт с блестящими, словно лакированными, листьями. Полукруглые арки, нависающий над головой второй этаж… При желании внутрь можно было запрыгнуть с крыши дома напротив — того, в котором жила Фатима. Как оказалось, Аршамбо тоже подумывал об этом.

— Узкая улочка, — заговорщицки подмигнул он. — Видите то окно, сударыня? Если там посадить Жоффруа с луком, он превратит в святого Себастьяна любого, кто появится за дувалом.

— Точно?

— Святая правда. Идемте же!

Из-за дувала доносились скрежещущие звуки. Что они означают, Мелисанда так и не смогла понять. Над дорогой стелился дым, пропитанный вонью подгоревшего масла и камфары. Аршамбо не колеблясь повел своих спутников к дверям.

Разведка у Фатимы стояла на уровне, за гостями давно уже наблюдали черные любопытные глаза. Узнав Аршамбо, Гасан со всех ног дунул в дом.

— Мама, мама! — донеслось оттуда. — Дядя Аль Аббас плишел!

— Мир вам и благословение, госпожа Фатима! — возвысил голос Аршамбо. Повернулся к спутникам, успокаивающе подмигнул. Мол, сейчас всё устроится.

Хозяйка дома спешила навстречу гостям, запахиваясь в абайю. Увидев Мелисанду, она замедлила шаг. Взгляды женщин встретились. Обе сделали выводы, оценив противницу по своей, одной ей ведомой шкале.

Фатима сразу сообразила, что Мелисанда не из тех девиц, с которыми холостяки «устраивают шумно». И в лице, и в осанке гостьи чувствовалась властность. Девушка выглядела той, кем, по сути, и была: переодетой принцессой.

Мелисанда, в свою очередь, отметила, что «триста ангелочков» — явное преувеличение. Фатиму даже миловидной назвать язык не поворачивался. Худая, невысокого роста, она держалась настороженно, если не сказать дико. Смуглое лицо, пухлые губы, рот непропорционально большой. И над губой бородавка. Аршамбо действительно заигрывал с ней «для пользы дела».

— Мир вам, уважаемые гости, — поклонилась Фатима. — Проходите, чувствуйте себя как дома.

— Тем более, — подхватил Аршамбо, — что нам здесь жить. Идемте же! Мессир, сударыня.

Храмовник и хозяйка дома обменялись быстрыми взглядами. Во взглядах этих скрывалось многое: обещания, упреки, сомнения. О, целую поэму можно написать только из того, как люди смотрят друг на друга.

Гасан подергал храмовника за полу плаща:

— Дядя Аль Аббас, а ты мне месь дас поделзать?

— Нет, малыш. Воин достает клинок с одной целью — сражаться. Зря же махать мечом не стоит.

На лице ребенка отразилась напряженная работа мысли.

— Так, да? Ну тогда пойдем на улису, — рассудительно ответил он. — Там дядя Юсуф толгует пилозками. Ты его залубишь, забелешь пилозки, а мне дас за месь поделзаться.

— Дивный ребенок, Фатима, — восхитился магистр. — Поздравляю.

— О Аллах! Это паршивец, каких свет не видывал. Гасан, расстройство моей души, что ты под ногами вертишься?! Разве не запретны для тебя разговоры со старшими?

Мальчишка хлюпнул носом и спрятался за материнскую юбку. Сир Гуго смотрел на него с грустной улыбкой:

— У самого когда-то такой был. Потом вырос, мерзавец… Ладно. Что старое поминать. Госпожа Фатима, нам угодно осмотреть верхние покои.

— Позвольте, я провожу вас, господин.

Дом представлял собой ужасающую смесь румийской, франкской и арабской архитектуры. У него было одно несомненное достоинство: его выстроили после взятия Антиохии. То есть он был относительно новым. В остальном это место нагоняло тоску. Беленые стены без ковров, грязь, нищенские лежанки…

— Благородной даме бесчестно жить в таком убожестве, — извиняющимся тоном произнесла Фатима. — Будь у меня деньги, я бы сделала из этого места райский сад, только без гурий. Но, видит Аллах, мне приходится одной растить Гасана. От паршивца никакой помощи.

— Понятно.

Магистр выглянул в окно. Фатима прибеднялась. Владея таким большим домом, можно было жить вполне безбедно. Интересно, почему у нее до сих пор не нашлось постояльцев? Или дело всё-таки в соседях?

— А кто живет напротив, госпожа? — спросил он, словно между прочим.

— Мариды, господин, — не смущаясь, ответила сарацинка. — Мариды и ифриты.

— Кто-кто?!

— Это местные злые духи, сударыня, — пояснил храмовник. — Фатима так шутит.

— Какие шутки, — поморщилась хозяйка. — Дом неделю как заброшен. А раньше сущие дьяволы там жили. Пьянчуги и задиры, просто Аллах знает, что такое. Я всё боюсь, что они вернутся. Может, вы бы их утихомирили, франки? Ваш друг Аршамбо говорит, что вы из рыцарей Храма. Отступать перед врагом и обижать женщин равно запретно для вас.