Тень Аламута - Андрей Басирин

— Говорите шепотом, сир коннетабль, — разрешил Бертран. — Я весь внимание.

Поросшее черным жестким волосом ухо антиохийца придвинулось к де Бюру. Он прошептал несколько слов, и брови Бертрана одобрительно поползли вверх.

— Это князю. Вам же, сир коннетабль, причитается другая сумма…

Вновь шепоток.

— Так-так. Это весьма приемлемо, сир коннетабль. Очень даже.

— И вы посодействуете в моем деле?

— О! Еще как. Видите ли, сир Гильом… Вы ведь позволите так себя называть?..

— Несомненно. Мы ведь друзья, сир Бертран.

— Истинно, сир Гильом, истинно! Так вот, друг мой, будем смотреть правде в глаза. Мессир Боэмунд — маленький своевольный паршивец. Он склочен, упрям, дерзок. Вбил себе в голову, что не будет слушаться ничьих советов. Мальчишка!

— Значит, он неуправляем?

— Отнюдь. Как раз из-за этого упрямства им легко вертеть. Дело в том, что, кроме вас, аудиенции попросили еще двое. Некто румиец Алексей и… догадайтесь, сир Гильом.

— Хм? Понс Триполитанский?

— Холодно.

— Тогда — Жослен Эдесский?

— Лед. Лед и снег.

— Сдаюсь, сир Бертран. Не томите! Неужели Морафия?

— Нет, друг мой. Мелисанда, дочь короля Балдуина.

— Христос превеликий! Быть того не может! И чего она хочет?

— Ей нужны войска, чтобы атаковать Халеб. Взбалмошная девчонка мечтает освободить своего отца.

— Но помилуйте, сир Бертран! Так же политика не делается. Кто в силах захватить Халеб, где собраны добрые три четверти всех сирийских войск?

— Именно поэтому аудиенция Мелисанды назначена после встречи с румийцем.

— А моя?

— А ваша, сир Гильом, состоится в последнюю очередь. Но я бы посоветовал на нее не ходить. Отговоритесь какими-нибудь пустяками. Важно дать мальчишке понять, что мы без него обойдемся.

— Странный способ добиться своего.

— Верьте мне, сударь. Это вернее всего приведет вас к вашей цели.

Да. Таков парадокс юношеских прыщей и ломки голоса. Сперва тебе двенадцать. Потом тринадцать и четырнадцать. Потом — целых шестнадцать! Время идет, неумолимо приближается старость, а окружающие всё не замечают тебя. Что остается делать?

Боэмунд II сполна хлебнул горестей и обид, присущих шестнадцатилетнему возрасту. Отец его — легендарный де Тарент — тоже носил имя Боэмунд. Мальчишке постоянно ставили на вид: «ваш папочка не чавкал за обедом», «если бы ваш отец вертелся за молитвой, как вы, он бы не захватил Антиохии». И, наконец, главное: «будьтежедостойнысвоегоимени!». О, это проклятье! Вся жизнь в тени отца. Куда ни ступни, куда ни плюнь, всюду де Тарент.

Знающие люди говорили, что из мальчишки не вырастет толкового правителя. Его детство прошло под девизом «Правит чужой дядя». Танкред, Боэмунд де Тарент, князь Роджер, король Балдуин — все они поочередно сменяли друг друга на регентском кресле. Мальчишка не успевал даже толком возненавидеть очередного правителя. Когда Балдуин попал в плен, Боэмунд горячо возблагодарил Господа. Отныне Антиохия принадлежала ему. Но долго радоваться не пришлось: на деле правил коннетабль Антиохии сир Бертран, а юноше досталась унизительная роль марионетки.

Неудивительно, что князь Боэмунд отличался склочным характером. Когда сир Бертран объявил, что предстоят три аудиенции подряд, юноша принялся вздыхать и жаловаться, как старуха.

— Ах, я не могу, сир Бертран! У меня болит голова.

— Выпейте доброго овернского винца, князь. Ваш отец всегда лечил им раны, и посмотрите, каким он стал.

— У меня темнеет в глазах!

— Я прикажу зажечь больше светильников, мессир.

— Но эти посетители! Слышать их не могу.

— Вот прекрасный воск, мессир. Заткните уши.

Коннетабль был непоколебим. Нытье юного князя разбивалось о его спокойствие, как волны о скалу. Кончилось тем, что Боэмунд, весь извертевшись, уселся на трон. При взгляде на это кислое лицо становилось ясно: добра от мальчишки не жди. Не затем он здесь сидит.

— Посланец графа Жослена де Куртене, сир Алексей! — объявил слуга.

— Пусть войдет, — кивнул Бертран. Он стоял за троном князя в некотором отдалении. Каждый, кто входил в тронный зал, сразу видел, кто здесь главный. Это бесило Боэмунда сильнее всего.

— Пусть вбежит, — буркнул он. — Или вползет. Клянусь Иисусом!

Двери распахнулись. Прием ожидался неофициальный, поэтому ни фанфар, ни герольдов не полагалось. Румиец вошел весь напряженный, словно закованный в незримую сталь. Он поклонился князю, но, скомкав поклон, встал и отошел в сторону.

Посетитель и князь друг друга стоили.

— Говорите, сир, да побыстрее, — приказал Боэмунд, даже не стараясь быть любезным. — При взгляде на вас у меня начинаются колики в животе.

— Как пожелаете, мессир. Буду быстр и краток. Граф Жослен хочет, чтобы вы вышли со своими войсками ему на подмогу, мессир. Он готовится, вернее, готовился атаковать Манбидж.

— Так-так, — вместо князя ответил сир Бертран. — И когда же это случилось?

— В позапрошлом месяце, сир, — румиец насмешливо смотрел на коннетабля. — Уж прошу извинить. Непредвиденные обстоятельства задержали меня.

Какие такие обстоятельства могли растянуть больше чем на месяц недельный путь, осталось на совести Алексея. Бертран продолжал допрос:

— А чем же его сиятельству глянулся Манбидж? Все мы знаем, что граф взял на себя обет освободить короля Балдуина.

— Так-то так, да граф великий затейник. Читайте послание, сир. Там всё сказано.

Отдавая письмо, Алексей намеренно уронил его. Бертран наблюдал за выходками румийца с затаенным восторгом.

— Хм… — заявил он, пробежав глазами строчки послания. — Двенадцать тысяч безантов, пять тысяч рыцарей… Взгляните, государь, — коннетабль протянул письмо князю, — думаю, мы вполне потянем эти условия. Если вовремя оттянуть на себя войска Балака, то путь на Халеб останется открытым. Жослен сможет атаковать город, и его обет окажется исполненным.

Боэмунд с ходу ворвался в расставленные силки:

— Ага, а мы, значит, на побегушках? Что за безумные слова я слышу, сир Бертран! И потом все скажут: «Жослен освободил короля! Слава Кутерьме!» А я опять с носом.

Он повернулся к румийцу и объявил:

— Убирайтесь, сир, к своему Жослену! Не будет никаких войск. И передайте графу, чтобы в следующий раз он приезжал с посольством сам. — Румиец поклонился:

— Благодарю, государь. Это всё, что я хотел услышать.

Чопорно и важно, с прямой спиной, Алексей покинул зал. Боэмунд всё не мог успокоиться: