Фандом - Анна Дэй

Некоторые гемы начинают плакать и стонать. По полу вьётся ручеёк мочи, подбираясь к моим ботинкам.

Эш делает шаг вперёд.

– А что, если мы расскажем всем, но при этом сохраним им жизнь?

– Как это? – спрашивает Торн.

– Усадим их на сцену с петлями на шеях и повесим им на шею таблички с перечнем их преступлений. Сообщим в газеты и на телевидение гемов… Тут никто не отвертится, не уйдёт от наказания.

– Прекрасная идея! – поддерживаю я. – Морально мы останемся на высоте.

Торн переводит взгляд с меня на люки в полу и, закрыв глаза тяжёлыми ладонями, испускает стон:

– Но они заслуживают смерти! Заслуживают наказания.

– Посмотри на них, – увещеваю я его. – Плачут, в штаны наложили, рты заткнуты. Они этого унижения никогда не забудут. Это похуже смерти.

Минуту Торн поглаживает верёвочную петлю, глядя на неё полными слёз глазами, и снова закрывает их ладонями. Его прекрасно очерченные губы сжаты в горестной усмешке. Я знаю: он вспомнил Руфь. Моё сердце готово разорваться от жалости к нему, и всхлипы гемов за спиной словно стихают. Может быть, я тоже хотела бы мстить, видеть, как пляшут на виселице гемы, если бы у меня забрали её. Я вдруг понимаю, почему Кейти жалеет Торна.

Очень медленно и осторожно я отвожу ладони Торна от его лица.

– Пожалуйста, поверь мне.

Стиснув мою руку, он ищет в моём лице невысказанную правду.

– Поверю, – наконец шепчет он.

Оглушительный вой сирены врывается в Колизей. Звук словно проникает сквозь моё тело до самых пят. Обернувшись к Эшу, я вижу, как его губы выговаривают одно слово: «Нападение!»

Прожекторы гаснут, арена погружается в темноту.

Тихо. Темно и тихо. Даже гемы на эшафоте затаили дыхание. Где-то далеко слышен шум океана, рёв волн, бьющихся о скалы. Рёв всё нарастает и нарастает. Это не океан. Это летят вертолёты.

– Отступаем! – командует Торн.

Повстанцы кричат, бегут по асфальту, щёлкают затворами ружей.

– Надо выбираться! – Эш кричит мне в самое ухо.

Но я стою неподвижно, будто прилипнув к эшафоту. В книге не было никакого нападения. Повстанцы никогда не захватывали Колизей. Откуда гемы узнали, что мы здесь?

В воздухе кружат вертолёты, заливая арену белыми столбами света. Картинки мелькают, как в стробоскопе, – со стен спускаются верёвки, повстанцы отступают, подняв оружие, лезут на стены, как пауки. Вертолёт пролетает прямо над нами, разгоняя воздух мощными лопастями винтов. Меня прижимает к земле потоком воздуха. Нос наполняется пылью, уши нещадно болят, а в слепящем свете прожектора я вижу лица гемов с верёвками на шеях.

Я хватаю за руку Торна. Он подтаскивает меня к себе и, вперившись в меня чёрными от расширившихся зрачков глазами, кричит:

– Это твоя работа?!

Я открываю рот, чтобы ответить, но, выхватив пистолет, Торн спрыгивает с эшафота и пропадает в темноте. Вертолёт летит дальше, и нас снова окутывает тьма.

– Виола, идём отсюда, – тянет меня за рукав Эш.

Раздаются выстрелы, я вижу вдали красные огоньки. В свете прожекторов новые солдаты спрыгивают на арену со стен, их шлемы блестят, как головы насекомых. Белый столб света пролетает мимо нас. Эш хватает меня за руку, и мы спрыгиваем с эшафота, столкнувшись на земле с собственной тенью.

– Нейт! – кричу я, слепо протягивая вперёд руки.

– Я здесь! – отвечает мне полный ужаса голос.

Снова вспышка. Лицо Нейта совсем близко. Схватив Нейта за одежду, я тяну его в спасительную темноту. Эш закрывает меня сверху, подталкивая к земле, чтобы не попасть под свистящие пули. Согнувшись в три погибели, мы мчимся к выходу.

Добравшись до стены Колизея, мы пробираемся к деревянной двери рядом с загоном для дефов. Странный вой наполняет пространство вокруг, заглушает даже выстрелы и крики. Ужасный, невыносимый шум, какого не бывает даже при самом громком салюте. С неба что-то стремительно, как комета, летит к земле. Обернувшись, я вижу, что в центр арены падает вертолёт. Его прожектор заливает землю вокруг призрачным красным, как кровь, светом. Лезвия винтов ещё пытаются повернуться, словно крылья огромного насекомого, цепляющегося за жизнь. В небо взвиваются столбы дыма, и раздаётся взрыв.

Две фигуры, охваченные пламенем, выпрыгивают из вертолёта. Солдаты спешат к рухнувшей машине, но взрывом их отбрасывает назад, и они подлетают в воздухе, как куклы на верёвочках, за которые дёргает чья-то огромная рука. Я отворачиваюсь к каменной стене и закрываю лицо руками.

Горящие обломки вертолёта ярко освещают арену. Пахнет бензином, гарью и ещё чем-то маслянистым, чему у меня нет названия. Как будто жарят на огне свинину. Земля вокруг горящей машины усеяна неподвижными телами, некоторые их них тоже горят. Плоть. Я чувствую запах горящей человеческой плоти. Нейт хватает меня за комбинезон, и я приглушённо вскрикиваю.

– Бежим! – кричит Эш.

Когда мы добираемся до двери, выстрелы немного стихают. Один за другим загораются прожекторы, освещая картины ужасного побоища. Кое-где видны языки затухающего пламени, к небу поднимаются столбы дыма, а в центре арены по-прежнему дымит вертолёт. Гемы, стоявшие на эшафоте, давно разбежались, а захваченных повстанцев выводят из Колизея. Гемы могли бы перебить всех дефов на месте, но предпочли этого не делать. Наверное, хотят допросить.

– Скорее! – подгоняет меня Эш.

Деревянная дверь уже близко.

Я слышу приближающийся топот, но не оглядываюсь. Ещё немного – и мы вдохнём городской воздух, в котором нет запахов горящих человеческих тел. Топот сапог приближается.

– Бросить оружие! Руки вверх!

Я хватаю ручку двери, но сверху мои пальцы накрывает чужая рука, а в спину упирается дуло автомата. Надежда на спасение тает. Через всю арену Колизея к нам бежит Говард.

– Она… Да! Это она! – кричит он. Из его уха вьётся струйка крови, на шее болтается бывший кляп. – Это всё из-за неё! Она отравила нас, а её дружки нас похитили! – Приблизив своё лицо к моему, он дышит на меня кислым запахом шампанского. – Завтра, обезьянка, ты у меня спляшешь на виселице.

Канон снова тащит меня назад, связывая нити судьбы. В панике я понимаю, что моя смерть будет бессмысленной, ведь Уиллоу не явится объявить о своей бессмертной любви. Он слишком занят. Теперь у него есть Элис.

Солдаты ведут нас к огромным воротам в дальней стене Колизея – за ними открываются Поля. Мы проходим мимо горящего вертолёта, и моё лицо обжигает горячим воздухом. За моей спиной тихо стонет Нейт. Я хочу обернуться к нему, утешить, но чувствую, что в голову мне нацелено слишком много ружей, чтобы рисковать лишним движением.

За воротами нас поджидает целая армия гемов. Из вертолётов, ховеркрафтов и грузовиков на нас смотрят лица повстанцев. Когда-то я думала, что эти люди, борющиеся за свободу и справедливость, всего лишь статисты из моего любимого фильма, фон для романтической истории любви. На самом деле всё наоборот. Их жизни, их борьба куда важнее прихотей влюблённых подростков.