Светские манеры - Рене Розен

За обедом она попыталась растопить лед: справилась о его самочувствии, предложила поставить ему на грудь горчичник, если он не против.

– Если хочешь, я буду только рада помочь.

– Нет надобности, – со всей любезностью отказался Уильям.

Каролина чувствовала себя опустошенной.

Даже если в горчичнике не было надобности, Уильям ведь мог бы использовать это как предлог, чтобы побыть с ней наедине. А он отмахнулся, доел обед и ушел к себе в каюту, или в библиотеку. Он не сказал куда. Просто встал и ушел.

Она бранила себя. Пусть он ее муж, но ей следовало отказать ему, чтобы сохранить свое достоинство. И вот теперь он ушел, всколыхнув в ней чувства, которые, как она думала, в ней давно уже угасли. В ее груди снова билось сердце молодой женщины, а это было недопустимо. Каролина злилась на мужа, но еще больше на себя за проявленную слабость.

* * *

К тому времени, когда «Амбассадресс» пристала к берегу в Лондоне, Каролина и Уильям уже снова исполняли свои обычные роли. Ни слова не было сказано о том, что произошло на яхте. Теперь их главной задачей было отыскать Шарлотту.

Ожидая вестей от детектива, Каролина с Уильямом два дня кружили по городу, наведывались к друзьям, аккуратно наводили справки. По пути к пристани в низовьях Темзы Каролина носовым платком зажимала нос и рот, чтобы не вдыхать едкую вонь рыбного рынка Биллингсгейт. Позже они зашли на вокзал Фенчерч-стрит. Каролина рыскала взглядом по перрону, ища дочь среди пассажиров, которых доставляли поезда, но Шарлотту так и не встретила. В ту ночь у Каролины перед глазами стояла цветочница, которую она видела на Лудгейт-серкус. Она боялась, что такая же участь ожидала Шарлотту. Представляла, как та стоит на кирпичной дороге в окружении корзин с маргаритками, нарциссами и петуниями, выставленными на продажу.

На следующий день Каролина снова бродила по Лондону, высматривая свою пропавшую дочь. Надежда умирала, она еле-еле передвигала ноги, плетясь по запруженным улицам. На площади Пикадилли взгляд Каролины выхватил из толпы одну женщину, и у нее радостно забилось сердце. Слава богу! Вон она! Шарлотта! Женщина стояла у статуи Эроса. Белокурые локоны частично скрывали ее лицо, но Каролина все равно узнала дочь. Это точно была Шарлотта. Она уже хотела окликнуть ее, но тут ветер сдул завесу из волос с лица женщины, и у Каролины упало сердце. Эту женщину она видела впервые. И та даже не была похожа на ее дочь. Каролина была убита горем и по возвращении в гостиницу заперлась в своем номере. И, когда она уже смирилась с тем, что дочь потеряна для нее навечно, Уильям получил известия от сыщика из агентства Пинкертона.

Утром следующего дня детектив, невысокий мужчина с тонкими усиками и аккуратной козлиной бородкой, повел Каролину и Уильяма к отелю «Сент-Панкрас». Уильям был особенно тих, за всю дорогу двух слов не сказал. Лишь пожаловался на то, что плохо спал из-за боли в желудке. Видимо, съел что-то не то, предположил он и добавил, что английская кухня ему никогда не нравилась.

Готическую часовую башню отеля они заметили за несколько кварталов. Сама Каролина в «Сент-Панкрас» стала бы искать Шарлотту в последнюю очередь. Это был очень дорогой отель, а герцогиня в письме написала, что у Шарлотты нет денег.

Когда они прибыли к гостинице, первым вошел детектив, Каролина с Уильямом – следом. Через вращающиеся двери они ступили в богатый вестибюль: плюшевое убранство, обои с трафаретным узором в виде золотых листьев, огромная лестница. Однако детектив направился не на первый этаж, где располагались роскошные номера с аксминстерскими коврами и большими кроватями, а повел их по лабиринту узких коридоров и служебных лестниц, по которым они поднялись на самый верхний этаж. Уильям пыхтел, обливаясь потом. Тяжело отдуваясь, оперся о косяк, когда детектив медленно распахнул дверь.[30]

У Каролины перехватило дыхание. Вот она. Ее Шарлотта. Сидит к ним спиной на койке в крошечной каморке. Шагнув в комнату, Каролина носком задела деревянный ночной горшок в углу. Шарлотта услышала шум и обернулась. Взгляд ее мгновенно застыл. Каролина подавила судорожный вздох. Ее дочь, осунувшаяся, бледная, с лиловыми кругами под глазами, выглядела ужасно. Шарлотта встала с кровати. Каролина обняла ее и про себя ахнула: казалось, она прижимает к груди скелет. Ее дочь так похудела, что платье на ней висело, словно тряпка. Каролина взяла дочь за руки и обратила внимание, что обручального кольца нет. Позже она узнает, что Шарлотта заложила его вместе с другими своими драгоценностями, дабы оплачивать эту каморку в гостинице.

Уильям, все еще опираясь на косяк, попросил детектива уйти.

– С вашего позволения, нам хотелось бы поговорить с дочерью без посторонних.

Детектив удалился, но Уильям по-прежнему не заговаривал с дочерью. Наконец он вошел в комнату и с огромным трудом закрыл за собой дверью.

Шарлотта снова присела на койку и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

– Ну, полно, полно, – произнесла Каролина, ожидая, что Уильям тоже приободрит дочь, но тот еще не был к тому готов. Упрямый, он сложил на груди руки, опустил голову.

– Главное, ты жива-здорова, с тобой все хорошо, – сказала Каролина.

– Да ничего хорошего, мама. Неужели сама не видишь? – Она подняла на мать мокрые глаза. – Я все разрушила. Всё. У меня ничего не осталось. Зря я за ним помчалась. Я сразу, как приехала, поняла, что совершила ошибку. Халллетт заявил, что наши отношения стали слишком проблемными, слишком запутанными. Что я запятнала его репутацию, что из-за меня его вызвали на дуэль. Что по моей милости он теперь не может вернуться в Нью-Йорк, а если вернется, ему придется драться на пистолетах. Теперь он ненавидит меня, и…

– Довольно! – рявкнул Уильям. – Господи помилуй, Чарли, прекрати жалеть себя. Противно слушать твое нытье. Не падай духом, дочка. Давай-ка выбираться из этой дыры. Бери свои вещи, и мы отвезем тебя домой, к детям и мужу.

– Нет, я не могу… я…

– Не тебе решать, юная леди, – перебил ее Уильям. Он был в ярости. Побледнел. На лбу его проступила испарина. – Ты едешь домой, и точка.

– Я не могу вернуться к Колману, – замотала головой Шарлотта. – Я не люблю его. И никогда не любила. Как я могу вернуться к нему?

– Ты нужна детям, – напомнила ей Каролина.

– Но я опозорена. Мне стыдно показаться в Нью-Йорке.

– Чарли, значит так… – Уильям резко умолк, осекся на полуслове. Каролина решила, что муж отступится, сменит гнев на милость, ибо он крайне редко кричал на Шарлотту. Но потом Уильям выпучил глаза, и Каролина поняла, что муж охвачен паникой. С ним явно что-то было не так, но она не успела ничего предпринять: ни броситься к нему на помощь, ни спросить, что его беспокоит. Уильям схватился за грудь, еще раз судорожно вздохнул и рухнул на пол.