История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х - начало 1990-х годов - Владимир Перхин

Вторгаясь в Россию, Гитлер как будто исполнил свое обещанье: на весь мир он заявил, что его поход – это новый крестовый поход. В самом ли деле рассчитывал Гитлер, что такое заявление благоприятно повлияет на отношение к нему папского престола и англо-саксонских демократий? Об этом скажут будущие историки. Но на симпатию и помощь части русского народа он несомненно надеялся. Этот факт следует сопоставить с тем, что, начиная с 1939 года, и советское правительство искало примирения с той же частью народа. Таким образом, вооруженная борьба осложнилась соперничеством за расположение русского православного народа, соперничеством, которое разыгралось между двумя антирелигиозными политическими силами, коммунизмом и национал-социализмом. Самый факт соперничества свидетельствует о том, что борющиеся силы в одном были между собой согласны: обе признавали, что в споре есть и третья сила – сохранивший веру русский народ.

Неожиданно стойкое и единодушное сопротивление России не позволило Гитлеру применить к занятым на востоке областям один из более мягких вариантов его оккупационной политики, что требовалось фикцией крестового похода. «Крестоносцы» приступили к физическому истреблению русского народа и систематическому уничтожению памятников русской культуры, в том числе русских святынь. От всей программы крестового похода уцелело только то, что в занятых немцами областях России было насаждено несколько православных иерархий, сочувственно относящихся к завоевателю. Под власть митрополита Дионисия варшавского, поставленного в зависимость от Серафима берлинского, отдана православная Церковь в Галиции, которая, как известно, включена в польское «генерал-губернаторство». В Минске учреждена белорусская митрополия, коей подчинен епископ в Вильно; о каноническом положении этой митрополии ничего неизвестно55. На Украине, за вычетом Галиции, произошел раскол. Архиепископ Алексий Волынский, подчинявшийся Сергию между сентябрем 1939 года и июнем 1941 года, после прихода немцев созвал синод в Почаевской лавре и попытался организовать церковь российской ориентации, но не все епископы за ним последовали. В то же время, с благословения какого-то «украинского землячества», епископ Поликарп Владимиро-Волынский провозгласил себя архиепископом Луцким, главой автокефальной украинской церкви. В Киеве, неизвестно кем, посвящен в епископы Стефан Скрыпник, принявший имя Мстислава. Между этими епископами началась борьба, осложненная еще тем, что и митрополит Дионисий предъявил свои претензии на возглавление православной церкви на Украине, хотя бы пределах до польской границы 1939 года.

В начале 1942 года, надо думать, не без немецкого давления, Алексий переменил ориентацию. Он стал обличать «безбожных большевиков» и стал заявлять, что «Господь послал нам милость и свободу, принесенную великим вождем германского народа». Это однако не привело к примирению, так как и Алексий, и Поликарп претендовали на главенство. Вражда достигла такой степени, что немцы сочли нужным вмешаться. 4-го мая 1942 года, под их эгидой, состоялось совещание возглавителей украинской автокефалии. Немцы не потребовали слияния, но запретили дальнейшие публичные разногласия. При этом они проявили свое истинное лицо: иерархам было предписано прекратить поборы с верующих (это – точное воспроизведение советского декрета 8-го апреля 1929 года), а также прекратить преподавание Закона Божия вне церковной ограды: о преподавании Закона Божия в школах немцы обещали «позаботиться» сами, через поставленных ими светских преподавателей, и очевидно в желательном духе.

Весьма существенно было бы знать, как относятся к происходящему верующие. К сожалению, на этот счет имеются лишь отрывочные данные. 1-го июля 1942 года, в выходящей в Праге украинской газете, некий архимандрит Корнейчук заявил, что масса верующих стоит совершенно в стороне от событий; в частности, в украинизации церкви заинтересована только одна интеллигенция. Кажется, только один раз попало в телеграммы из Стокгольма сообщение об открытии немцами церкви где-то под Смоленском. А глухие сообщения о деятельности антисоветских иерархов в оккупированных областях сопровождаются заявлениями, что успех покровительствуемого немцами духовенства далек от ожиданий. Показательно отсутствие сообщений с немецкой стороны: если бы успех был, немцы, конечно, трубили бы о нем на весь мир, ибо это означало бы, что в западной России им удалось то, что не удалось нигде: примирение завоеванного народа с завоевателем. Насколько можно судить, народ так же провалил затею союзной с немцами церкви, как провалил он в свое время большевицкую затею с Живой Церковью; видимо, в обоих случаях соблазнились некоторые епископы и священники, но не пошел за ними церковный народ.

Нет известий и о том, в какой мере удовлетворен происходящим заграничный синод. Известно однако, что 16-го июня 1942 года он возвел Серафима берлинского в звание митрополита средне-европейского, с подчинением ему православных церквей в Германии, Бельгии, Люксембурге, Дании, Богемо-Моравском протекторате и Словакии. Умолчание о польском генерал-губернаторстве и минской митрополии заставляет предположить, что в какой-то момент Дионисий был вновь изъят из подчинения Серафиму и что минский митрополит также стоит особняком56. Если, как передают, белградский синод льстил себя надеждой на восстановление из-за рубежа российской патриархии при помощи немцев, то этим мечтам не суждено было сбыться.

Что произошло по другую сторону фронта? Митрополит Сергий в первый же день войны опубликовал послание, в котором призывал верующих внести в общий подвиг свою долю. «Православная наша Церковь, писал он, всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она своего народа и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг». Предвидя пристальное и подозрительное внимание к возможным шагам церковных деятелей со стороны власти, митрополит продолжал: «Нам, пастырям церкви, в такое время недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается. А если молчаливость пастыря объясняется еще и лукавыми соображениями на счет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырскому долгу». И кончил он свое послание словами: «Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины».

Советское правительство позволило придать этому посланию широкую гласность. Оно было неоднократно прочитано с амвона, и в печатной форме было выставлено в церквах на видных местах, в назидание верующим. 26-го июня, в Богоявленском кафедральном соборе, в Елохове, состоялось торжественное богослужение, на котором, в присутствии 12 000 человек, митрополит Сергий произнес горячую проповедь, с призывом не пощадить ничего для обороны. Еще через несколько дней в «Безбожнике» было заявлено, что не следует умалять значение призывов церкви к борьбе против фашизма. Это было одним из последних заявлений, появившихся в органах союза воинствующих безбожников, ибо в конце сентября 1941 года его издание было приостановлено «из-за недостатка бумаги». В начале октября та же судьба постигла ежемесячник союза, «Антирелигиозник»; имеются данные, что вообще печатание антирелигиозной литературы прекращено. Закрылись антирелигиозные музеи, которые, по словам иностранных корреспондентов, за последние годы очень плохо посещались. Со слов митрополита Сергия мы знаем, что в настоящее время советское правительство благосклонно относится к ходатайствам о понижении налогов, падающих на религиозные общества.