Двадцать лет спустя - Чарли Донли

на территории Мемориала. Остановилась перед северным зеркальным бассейном на том месте, где когда-то стояла северная башня. Теперь на ее месте была квадратная дыра в земле, окруженная гранитом. По периметру изящно стекала вода, и Эйвери на мгновение остановилась, вслушиваясь в тихое журчание. Его легко было услышать, потому что, несмотря на размер толпы вокруг, все молчали. Туристами овладело естественное стремление к тишине и уважению в этом священном месте, где оборвалось так много жизней.

Эйвери провела пальцем по именам, выгравированным на бронзовых парапетах, обрамляющих зеркальные бассейны. Она обошла периметр, следуя за списком имен. Они располагались не в алфавитном порядке, а группировались, чтобы наглядно показать, с кем могли быть жертвы в момент гибели. Ей потребовалось несколько минут, чтобы отыскать имя Виктории Форд. Эйвери водила пальцем по гравировке и думала обо всем, что узнала об этой женщине за последние пару недель. Погрузившись в свои мысли, она не замечала вставшего рядом мужчину, пока он не заговорил.

– На Гринвич-стрит, через один квартал, есть автокафе, – сказал он. – Закажите «Рубен» с дополнительной капустой, именно так.

Мужчина был в темных очках и рубашке поло, заправленной в джинсы. Он выглядел как сотни других туристов, осматривающих достопримечательности.

– Что происходит? Где Андре?

– «Рубен» с дополнительной капустой. Понятно?

Эйвери кивнула, и мужчина ушел, не успела она и слова сказать. Она хотела пойти за ним, выследить его, выяснить, что случилось. Что-то пошло не так или Андре просто так ведет дела? Но она осталась там, где стояла, и продолжила вглядываться в зеркальный бассейн. Ее взгляд вернулся к имени Виктории Форд, выгравированном в бронзе. Эйвери медленно досчитала до шестидесяти, прежде чем двигаться. Почему шестьдесят, а не сто? Зачем вообще ждать, а не бежать бегом к автокафе? Настолько далеко от своей привычной среды, она понятия не имела, как ответить на эти вопросы, только какой-то инстинкт говорил ей, что что-то отчаянно не так.

Через минуту она неспешно прошла по Гринвич-стрит и нашла автокафе. Она оказалась четвертой в очереди. Обслуживание было удручающе медленным, и с каждой прошедшей минутой Эйвери чувствовала, как ускоряется пульс. Лоб и шея покрылись бисеринками пота. Когда она подошла к окошку, мужчина стоял с карандашом наготове, держа его над блокнтом.

– «Рубен» с дополнительной капустой.

Мужчина в фургоне не медлил. На нем был белый фартук. На кончике носа держались очки для чтения.

– Картошку?

– Нет, – сказала Эйвери.

– Что-нибудь попить?

– Только сэндвич. «Рубен» с дополнительной капустой. – Она говорила медленно, чтобы мужчина расслышал каждый слог.

– Десять пятьдесят, – сказал он, ни разу не взглянув поверх своих очков.

Эйвери чуть помедлила, прежде чем заплатить, отошла в сторону и стала ждать заказ. Через несколько минут на полку снаружи второго окна автокафе шлепнулся пластиковый пакет.

– «Рубен» с дополнительной капустой, – выкрикнула женщина.

Эйвери подошла и забрала свой сэндвич. Она быстро заглянула в пакет. Это все, что было нужно. Компанию «Рубену» составлял конверт. Ей потребовалась вся выдержка, чтобы не схватить конверт сразу же. Вместо этого она прошла еще квартал и села на скамейку, после чего открыла пакет. Достала конверт и открыла его. Еще одна учетная карточка.

«Старая церковь святого Патрика. Пешком. Никакого метро. Никакого такси. Андре».

Эйвери подняла голову от записки, обвела взглядом тротуар и улицу. Похоже, никто не обращает на нее внимания. Несмотря на это, она по-прежнему чувствовала себя ужасно открытой, как будто за ней следят невидимые глаза. С участившимся сердцебиением и катящимся вниз к пояснице потом, она встала со скамейки и пошла на восток по Фултон-стрит. Дойдя до Бродвея, она повернула налево и прошла две мили на север к старому собору святого Патрика. Это заняло тридцать минут.

Полуденная месса уже шла, когда Эйвери нашла местечко на задней скамье. Народу было достаточно. Она пела вместе с прихожанами. Тридцать минут она сидела, вставала и снова садилась, высматривая в толпе Андре. Она сидела во время причастия. После последнего благословения собор начал медленно пустеть. Ей не удалось распознать подозрительных лиц. Если за ней следят, то те, кто идет по следу, оставались невидимками.

Она сидела на задней скамье собора, справа от длинного центрального прохода. Через десять минут после окончания службы внутри оставалось еще несколько человек. Кто-то стоял на коленях впереди, глубоко погрузившись в молитву. Другие ходили по центральному проходу, задрав шеи к небу, восхищаясь изысканным потолком и выдающейся красотой собора. Несколько человек фотографировали.

Эйвери увидела его идущим по боковому проходу. Андре шел медленно и вел себя как другие туристы в храме, глядя вверх на потолок и вокруг на просторное внутреннее пространство. Он был в джинсах и спортивном пиджаке. Его живот угрожал оторвать единственную пуговицу, удерживающую пиджак застегнутым. Глазки-бусинки бегали вокруг за маленькими очками без оправы, и Эйвери заметила у него в правой руке большой желтый конверт. Он подошел к скамье со стороны бокового прохода и прошел ее всю, пока не сел рядом с Эйвери.

– Что происходит? – прошептала Эйвери.

– За вами следят.

– Что? Откуда вы знаете?

– Вы провалились самым худшим образом. Возможно, наш общий друг тоже, как ни жаль это говорить.

Немецко-бруклинский акцент делал его быструю речь малопонятной. Андре положил желтый конверт на скамью между ними.

– Все внутри.

– Паспорт?

Андре кивнул и встал.

– Кто за мной следит?

Он показал на конверт:

– Все, что вам нужно знать, там. Удачи.

– Я все еще должна вам деньги, – сказала Эйвери.

Андре покачал головой:

– Я задолжал ему услугу. Передайте ему, что мы в расчете. И что бы вы ни планировали, на вашем месте я бы сделал это быстро. Сомневаюсь, что у вас много времени.

Андре обогнул ее и вышел в центральный проход. Эйвери развернулась на скамье, глядя, как он вышел из собора, спустился по лестнице и исчез в толпе. Еще минуту она сидела не шевелясь, потом наконец взяла желтый конверт, подавляя порыв заглянуть внутрь, и быстро вышла из собора.

До «Лоуэлла» нужно было пройти прямо по Бродвею и свернуть на восток. Двенадцать кварталов, которые Эйвери пролетела за десять минут. Через лобби в лифт, все время прижимая к груди конверт. Только ворвавшись в свой номер и накинув на дверь цепочку, она наконец открыла конверт. Сев на край кровати, она завозилась с резинкой застежки. Наконец она открыла клапан и высыпала содержимое на кровать. На покрывало упал синий паспорт. Эйвери рассмотрела его: он выглядел в точности как паспорт США – синяя обложка с золотыми тиснеными буквами. Она открыла обложку и увидела фотографию, которую отдала Андре на прошлой неделе.

– Аарон Холланд, – прочитала она вслух.