Венецианский альбом - Риз Боуэн

— Извините, — пробормотала я, — я вам полы замочила. — Я попыталась расстегнуть плащ, но пальцы онемели от холода и не гнулись.

Хозяйка подошла ко мне.

— Бедное дитя, — сказала она и стала сама расстегивать пуговицы. — Давайте-ка положим это в ванной, пусть сохнет. И туфли тоже. Значит, аква альта уже до нас добралась, да?

— Добралась. Площадь Санто-Стефано затоплена.

Она сняла с меня пальто. Вся одежда под ним тоже была насквозь мокрой.

— Давайте и остальное тоже снимем, — сказала синьора Мартинелли и потянула джемпер мне через голову.

Я так ослабла и вымоталась, что позволила ей это сделать, и слишком поздно поняла опасность.

Ее руки расстегнули мне юбку, та упала на пол, она увидела нижнюю юбку, туго обтянувшую мой растущий живот, и воззрилась на него.

— Дио мио! Что я вижу? Я не ошиблась, это то, о чем я думаю? — резким голосом спросила она и ткнула пальцем в направлении живота. — Там бамбино?

Я кивнула.

— Я пустила вас в дом, считая приличной девушкой. — Хозяйка практически выплюнула эти слова. — Не гулящей. Не уличной женщиной.

— Но я приличная, синьора. Я достойная женщина, честное слово, — пролепетала я. — Я лишь раз оступилась, совершила ошибку с мужчиной, которого полюбила и который не может на мне жениться.

— Совершить такое с женатым мужчиной — это прелюбодеяние. А прелюбодеяние — смертный грех, — холодно изрекла она. — Если вы умрете до исповеди, попадете прямиком в ад и проведете там вечность.

Я не знала, что на это сказать, просто стояла в коридоре и дрожала, а потом наконец произнесла:

— Мне нужно принять горячую ванну, а то я подхвачу простуду.

— Вы покинете эту квартиру, — сказала хозяйка.

— Вы хотите, чтобы я ушла? Сейчас? — я в ужасе уставилась на нее.

— Я добрая католичка, — ответила она, — и не выгоню вас в такую погоду. Но я хочу, чтобы вы как можно скорее нашли себе другое жилье. Не желаю, чтобы соседи узнали, какой особе я сдавала комнату. Могу себе представить, что они скажут. Наверняка будут обвинять меня в том, что я пустила в дом падшую женщину. Я не вынесу, если на меня станут показывать пальцами, косо смотреть и шептаться за моей спиной.

— Очень хорошо, — сказала я, вздернув подбородок. — Я уйду. Очень жаль, что я причинила вам столько неприятностей. Но, поверьте, мне и самой хватает горя. Я не могу поехать домой, к матери, чтобы не опозорить ее.

Я думала, что, может, это немного смягчит хозяйку, но ничего подобного не произошло.

— Лучше примите ванну, — сказала она. — А то заболеете, и придется за вами ухаживать. — И удалилась тяжелой походкой в кухню, захлопнув за собой дверь.

Я была так расстроена, что слишком резко включила колонку. В результате ужасно громыхнуло, и синьора Мартинелли принялась барабанить в дверь.

— Теперь вы решили сжечь мой дом! — кричала она. — Я хочу, чтобы вас тут не было!

Я наполнила ванну и легла в нее, чувствуя, как в озябшие конечности возвращается жизнь. Но меня по-прежнему била дрожь. Что мне теперь делать? После случившегося стало совершенно ясно одно: возвращаться домой нельзя. Когда синьора Мартинелли злобно смотрела на меня, бросая в лицо свои обвинения, я будто видела маму, которая говорит и делает то же самое. Маму, на которую я навлеку позор, которая ни на миг не задумается о том, через что мне пришлось пройти. Когда пришла пора вылезать из ванны, я немного успокоилась. Найду себе другую комнату, тут их много, в академии можно взять список адресов. А потом я задала себе вопрос: хочу ли я связываться с еще одной квартирной хозяйкой, которая может повести себя точно так же? Почему бы мне не жить одной? Лео кладет на мой счет деньги. Их должно хватить на небольшую квартирку. Мне понравилась такая идея. Не придется ходить на цыпочках, вежливо сидеть за столом, если нет аппетита, и в самое неожиданное время вдруг обнаруживать, что в комнату в очередной раз пробрался кот.

Решение было принято, и я стала обдумывать, как его выполнить. Лео может найти мне квартиру. Он предлагал помощь. Хотел помочь. Он лучше знает город, и у него вполне может быть на примете что-то подходящее. Я написала ему и попросила встретиться со мной на нашем обычном месте у академии. Отправлю записку утром — при условии, если утром удастся выбраться из здания. Посмотрев в окно, я не увидела внизу ничего, кроме воды. Не было ни малейшего намека, который помог бы понять, где заканчивается канал и начинается тротуар. Ясно, что при таких обстоятельствах выходить из дому рискованно: слишком легко, сделав неверный шаг, покинуть твердую землю и оказаться в канале.

Но утром во время отлива вода отступила. Улицы были скользкими от грязи и водорослей, но я, во всяком случае, смогла добраться до почтового ящика, а там и до академии. Синьора Мартинелли оставила мне булочку с куском сыра, но ее самой нигде не было видно, чему я была только рада. Поняв, что Лео не получит моей записки до завтра, я решила использовать это время с толком, пошла в магазин и купила большой жакет и вязаную юбку, которая будет растягиваться по мере роста моего живота. А когда у меня будет своя квартира, попытаюсь что-нибудь себе сшить, тут на рынке можно купить дешевую ткань.

Вечером повторилась утренняя ситуация: холодное мясо, хлеб и ни следа квартирной хозяйки. Это так поразило меня, что я едва могла есть. А ведь до недавнего времени эта женщина относилась ко мне вполне дружелюбно! Я была образцовой жиличкой: не шумела, не принимала гостей, не засиживалась по ночам, помогала по хозяйству. Но она считала, что мне отныне лишь одна дорога в ад, а значит, общаться со мной теперь никоим образом нельзя, чтобы как-нибудь не замараться о мой грех. До чего же я рада, что у меня совсем другая религия, и Бога я тоже представляю иначе!

Джулиет. Венеция, 9 декабря 1939 года

На следующий день дождь еще шел. Во время прилива вода снова поднялась, и по пути в академию мне пришлось обходить участки стоячей воды и выброшенные на тротуары водоросли. Зато, выйдя под дождь после утренних занятий, я обнаружила Лео, который прятался под большим черным зонтом.

— Чао, белла, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Ты не должен так делать, — сказала я. — Люди увидят.

— Мы, итальянцы, целуем всех, — заявил он. — Это ничего не значит. Пойдем куда-нибудь поесть?

— Хорошо. В какое-нибудь тихое место, где можно поговорить.

— Ладно. Иди ко мне под зонт. Тут хватит места на двоих.

Присоединившись к нему, я остро ощутила его близость, тепло его дыхания на своей холодной щеке.

— Так значит, ты пережила свою первую аква альта, да? Надеюсь, наводнение не захватило тебя на улице. Оно может наступить очень быстро.