Венецианский альбом - Риз Боуэн

— Что-то не так? — спросил Лео.

— Все так, — ответила я с улыбкой. — Я просто почувствовала, как ребенок в первый раз шевельнулся.

— Правда? Дай мне. — Кажется, ему дела не было до того, что мы на улице. Он сунул руку мне под пальто, и я приложила его ладонь к нужному месту. Младенец послушно толкнулся еще раз. — Это настоящее…

Я все прочла по его глазам.

12 ноября

Сегодня, собрав все свое мужество, я отправилась на званый вечер к графине, чтобы познакомиться со знаменитым художником Паулем Клее. Имельда сказала, что ей это неинтересно, мол, она не любит его работы. Думаю, на самом деле причина отказа заключалась в том, что она познакомилась с каким-нибудь итальянским красавчиком-студентом и теперь, когда Гастон вернулся во Францию, проводит с ним свободное время. Но Генри, милый, славный Генри, сказал, что будет рад пойти. В последние недели мы проводили с ним больше времени, чем раньше. Думаю, ему уже тоже пришлось испытать ностальгию и тревогу из-за призрака войны, которая застала нас вдали от дома. Мы вели разговоры на английском, и во время них я отдыхала душой.

Первым потрясением стало мое длинное платье, которое оказалось слишком узким. Надо было заранее выяснить, можно ли его перешить. Но не пойдешь же на званый вечер в дневном платье! В конце концов я использовала вместо пуговиц английские булавки и как следует прикрыла всю эту красоту шалью. Мы встретились с Генри и вместе отправились в Лидо на вапоретто. Я молилась, чтобы на суаре не явился отец Лео, а главное, чтобы сам Лео не приплыл за ним на катере. Обе эти молитвы были услышаны. Пришли профессор Корсетти и еще два профессора из академии, британский консул мистер Синклер и веселый священник падре Тревизан. Разумеется, был и Витторио, он все нависал над графиней, охраняя ее. Пауль Клее плохо говорил по-итальянски и казался довольно замкнутым, но графиня с присущим ей обаянием умудрилась вытащить его из скорлупы. По-английски он говорил лучше, и в какой-то момент оказалось, что мы с Генри и консулом ведем с ним беседу.

— Вы здесь, в Венеции, счастливчики, — сказал Пауль Клее. — Тут пока еще не преследуют евреев. Мне пришлось бежать из Германии ради спасения жизни, и вот теперь я вынужден из соображений безопасности вернуться в Швейцарию. В Германии на нас, евреев, нападают, стоит только выйти на улицу. Нам бьют окна. Не дают вести дела. Мы не можем работать, не можем учиться, и теперь за нами стали приходить по ночам. Графиня Фьорито удивительная женщина, не правда ли? Она помогла спастись нескольким моим друзьям.

Франц тоже пришел на суаре. В последнее время мы мало его видели, но тут я заметила, как внимательно он вслушивался в то, что говорилось по-английски. Неужели он правда немецкий шпион, как предполагал Генри? Нынче все стали подозрительными.

После речи Пауля Клее консул отозвал меня в сторонку.

— Дорогая, я думаю, вам пора серьезно задуматься о возвращении домой, пока это еще возможно сделать. В консульстве нам сказали, что наши дни тут сочтены, и нужно практически сидеть на чемоданах, чтобы можно было в любой момент уехать. Италия пока не объявила войну Британии, но нельзя забывать о ее пакте с Гитлером. Возможно, объявление войны — всего-навсего вопрос времени.

— Спасибо, — сказала я, — я непременно подумаю об этом. Но пока что во Франции спокойно, и поезда ходят нормально.

— Однако все может измениться за один вечер. Гитлер явно вознамерился завоевать Европу. В нужный момент он может нанести молниеносный удар. Так что настаиваю на том, чтобы вы не слишком откладывали отъезд.

Я еще раз поблагодарила его, обрадовавшись Йозефу, который подошел с тарелкой канапе.

Сколько же людей за последнее время советовало мне вернуться? Об этом заговаривал каждый, кого я встречала. Но если Германия вторгнется в Великобританию, разве мне не лучше будет здесь, в Венеции, которую никто не посмеет бомбить? Вечер прошел для меня без конфузов, шаль надежно прикрывала булавки на платье. Потом я благополучно отправилась обратно на вапоретто. Генри как истинный джентльмен проводил меня до дома.

— Я бы позвала тебя выпить чего-нибудь горяченького, но квартирная хозяйка не разрешает принимать гостей-джентльменов, — сказала я.

Это его рассмешило.

— Вряд ли меня можно охарактеризовать как гостя-джентльмена, — заметил он, — но мне льстит, что она может счесть меня угрозой твоей чести.

Джулиет. Венеция, 21 ноября 1939 года

В академии на стенде висело объявление, сообщавшее, что занятия сегодня можно пропустить из-за праздника Мадонны делла Салюте — ведь, предположительно, все студенты захотят пойти к мессе. Судя по тому, что я слышала, большинство моих соучеников считали, что у них просто дополнительный выходной, и не собирались участвовать в религиозных ритуалах. А вот моя квартирная хозяйка, напротив, заранее трепетала от восторга.

— Это один из самых священных дней года, — сказала она. — Сегодня вечером я собираюсь к мессе. Она особенно прекрасна, когда темно. Вы пойдете со мной?

— А где это все будет происходить? — спросила я.

Синьора Мартинелли посмотрела на меня как на безнадежную тупицу.

— В соборе Санта-Мария делла Салюте, конечно же. Да вы его знаете, такой большой храм с белыми куполами на самой оконечности Дорсодуро. Ради праздника наводят специальный мост из барж через канал Гранде. И все несут свечи. В этот день мы благодарим Мадонну за то, что она спасла наш город от чумы.

Слов «мост из барж» оказалось достаточно, чтобы я приняла решение. Рисковать, ступая на подобную конструкцию, я больше не собиралась, пусть даже водная преграда в этот раз была уже, чем летом, Гранд-канал ведь не Джудекка. Впрочем, я поняла, куда именно нужно идти.

— Спасибо за приглашение, но на мессу я с вами не пойду, — ответила я. — Буду наблюдать с моста Академия.

Она вздохнула.

— Неужели мне не получится сделать из вас добрую католичку? Мой духовник говорит, что я недостаточно стараюсь спасти вашу душу.

— Что вы, синьора, вы подаете прекрасный пример, — возразила я, — просто дело в том, что у меня уже есть своя собственная религия.

— Англиканская церковь, как вы ее называете? — квартирная хозяйка бросила на меня испепеляющий взгляд. — Отступническая религия, бросившая вызов папе.

— Во всяком случае, мы с вами обе — христианки, — заметила я.

Она пренебрежительно фыркнула.

— И еще насчет сегодняшнего ужина. Вечером я пойду в гости к подруге, вдове Франчетти с нашей улицы. Я могу оставить вам…

— Не нужно, — ответила я, не дав ей закончить, — я найду, чего поесть. Раз день праздничный, наверняка еду будут продавать с лотков.

— Да, и во множестве. — Вид у синьоры Мартинелли вновь стал неодобрительным. — Кое-кто считает, что сегодня — день карнавала, а не церковного празднества.