Сердце зимы - Айя Субботина

– Я велела Торе больше не знаться с теми, кто когда-то был ее семьей, – вылетело из ее рта признание. – А с тобой в особенности. Не думай, что если тебя до сих пор не поймали за руку, не уличили во лжи, ты чистая и невинная. Ты знаешь, что за порча в тебе сидит. Я ее вижу. – Веки старухи снова дрогнули, но так и не поднялись. – Ты готова к своей участи? Готова принять ее от тех, кто хранит Север?

Хоть северянка не видела глаз Ванды, невидимый взгляд старухи жег насквозь.

– Я не знаю, – честно ответила северянка. – У меня нет семьи, нет тех, кто бы поплакал о моей кончине. Все, кто меня знал и кого знала я, уже… – Она хотела сказать «в могиле», но осеклась, вспомнив, что их участь куда печальнее. – Я готова ко всему, что приготовила мне судьба.

Сердце ее билось в силке грудкой клетки, но на краткий миг между парой ударов Хани показалось, что губы фергайры тронула улыбка. Однако более ни одна морщина не ожила на сморщенном лице.

– Рассказывай, что видела, – приказала старуха.

Хани быстро рассказала обо всем, с того момента как они с чужестранцами нашли в лесу ловушку шарашей. Фергайра не перебивала. Когда Хани закончила, Ванда лишь кивнула, не проронив ни слова, и поглядела поверх ее головы – туда, где стоял шамаи. Она отпустила Хани и велела подойти ему. Поменявшись местами с Талахом, северянка отошла, едва ли не прижимаясь к стене.

Между тем фергайра и опустившийся перед ней на колени шамаи молчали. Они лишь смотрели друг на друга – долго, не моргая, будто затеяли молчаливый разговор. Когда наконец Талах поднялся, старуха заговорила. Она велела шамаи подать руку и сопроводить ее до комнаты. Он не посмел ослушаться.

Оставшись наедине с теткой, Хани с мольбой посмотрела на нее. Тора снова обняла ее, и они какое-то время предавались беззвучным слезам.

– Прости, что ничем не могу тебе помочь, – то и дело приговаривала тетка, гладя ее по волосам совсем так, как Хани помнила из детства. Тогда Тора была всего лишь Мудрой при своем отце, деде Хани, и частенько навещала их. Именно она первой распознала метку Первозданного хаоса на племяннице и сохранила ее в тайне. – У меня связаны руки.

– Я не знаю, что мне делать, Тора. Куда идти и у кого просить заступничества. Весь мир будто против меня ополчился.

– Тебе не следовало сюда приезжать, Хашана.

Тора неожиданно стала серьезной, отстранила племянницу от себя и посмотрела почти со злостью.

– Ты должна бежать. Подальше. Немедленно. Пока они не придумали, как заставить тебя плясать под их дудку.

– Мне некуда, – удивленная резкой сменой тона разговора, пробормотала Хани. – Я думала, что меня здесь… примут.

На этот раз Тора горько улыбнулась и как будто отважилась сказать что-то важное, но передумала.

– Я принесу тебе чего-нибудь перекусить и скажу, чтобы для тебя приготовили комнату. Даже Ванда не настолько бессердечна, чтобы вышвырнуть тебя за порог до утра. А завтра, когда ты выспишься и отдохнешь, мы что-нибудь придумаем.

Это звучало куда оптимистичнее, чем ее мрачное предостережение. Кроме того, Хани верила, что, какие бы обеты ни давала ее тетка, – они по-прежнему одна кровь, и Тора не позволит погубить свою единственную племянницу.

Раш подпирал спиной стену тесной комнатушки в какой-то каменной халупе, куда его определили дожидаться, когда Белый сьер решит с ним говорить. Шамаи увели, как только их пустили за замковую стену. Впрочем, это было едва ли не единственное приятное событие за все путешествие из Яркии. Хмурый увалень смотрел на Раша так, будто раздумывал, не отпустить ли зверя в себе, чтоб тот полакомился человечиной. Избавившись от его компании и запаха псины заодно, Раш вздохнул с облегчением.

Замок Белого сьера, который все звали не иначе как Бруран, что означало Медвежье логово, вырос перед ними черной каменной громадиной. Его стены были так искусно вмурованы в скалу, что могло показаться, будто сама природа создала в горе пристанище для людей. При этом замок казался громоздким и нескладным, как и большая часть местных построек. Башни, большие и малые, без видимой закономерности торчали чуть не из каждого уступа, дозорными столпами разбегались в стороны на несколько миль. Остроконечные пики на обледенелых крышах цеплялись за облака. Раш не видел настоящих окон – лишь крохотные зарешеченные отверстия-бойницы. Несколько гребней замковых стен, между которыми присели квадратные башенки для патруля, неровными волнами тянулись с запада и с востока Брурана и соединялись с основной трехглавой цитаделью – черным, как ночь, трезубцем. Ветер трепал над ним знамя Кельхейма: темно-синее звездное небо с восьмиконечной белой звездой по центру.

Раша завели в один из домов во внутреннем дворе и велели ждать. Вскоре прибежал заспанный пацаненок, раскланялся, поставил на стол плошку с куском мяса на кости, парой мелких картофелин и ломтем хлеба. Потом убежал и вернулся с кувшином, и снова скрылся в дверях. Глядя на скудное угощение, Раш не без зависти решил, что шамаи-то наверняка приготовили более достойное угощение.

Он прислушался: где-то невдалеке послышался крик петуха, которым шпороногий страж приветствовал рассвет.

«Надо же, – про себя ворчал Раш, безуспешно пытаясь прожевать холодный и жесткий кусок телятины, – была бы охота торопиться».

Северяне, похоже, и зад не почешут, пока не засвербит. Проглотив так и не разжеванное мясо, бросил остаток в миску и потянулся за кувшином, в котором оказалось молоко. Тоже холодное. Раш заставил себя сделать глоток, пробуя на вкус. За время пути прокисшая козья дрянь ему порядком надоела, к тому же от нее крутило живот. Молоко оказалось сладким, и Раш сам не заметил, как наполовину опорожнил кувшин.

Чувствуя себя по-прежнему голодным, он потянулся и зевнул, борясь с дремотой. Пошел к двери, чтобы размять ноги. Был почти уверен, что она заперта, поэтому удивился, когда ничто не задержало его сперва в комнате, а потом и в доме. У входа не караулили стражники. Казалось, никому до него и дела нет.

Раш вышел, приминая подошвами молодой снег. Горизонт уже давно стал серым, солнце разгоняло ночную черноту, заставляло ее остатки пускаться в бегство, будто поверженного врага. Во дворе уже кипела работа. Овчары под резкие окрики приземистого северянина выгоняли из сараев овец. Звонко и глухо гремели кузнечные молоты. Несколько девушек из прислуги спешили с ведрами воды, полными бурдюками или крытыми подносами. Двое мальчишек тащили колесо от телеги и при этом наперебой спорили, кто сильнее.

Совсем без внимания Раш не остался. Едва увидав ночного гостя, девушки галдящей стайкой обступили его и засыпали вопросами: правда ли, что войско порождений Шараяны несметно и идет войной в Северные земли? Карманник не мог взять в толк, кто им подсказал подобную небылицу, но переговорить раскричавшихся болтуний даже не пытался. Вместо этого ловко просочился между северянками и поспешил затеряться в веренице воинов, что как раз вышли из длинного здания, которое Раш сперва принял за сарай. Все они зевали, на ходу зашнуровывали меховые кафтаны, одетые поверх кольчуг. Кто-то едва не сморкнулся на сапог Рашу. От нечего делать тот лениво поплелся следом. Но когда уже собирался повернуть за угол, его остановила чья-то крепкая рука. Пальцы сомкнулись на плече с силою кузнечных тисков. Раш выругался и отработанным движением разыграл побег: крутанулся волчком, согнул колени, разом становясь ниже, и нырнул под руку захватчику. Оказавшись за спиной северянина, Раш едва не поддался соблазну врезать ему коленом под зад, но, вспомнив, что рядом нет никого из друзей и он в явном меньшинстве, остановился и отошел – демонстративно сложил руки на груди. Впрочем, от кислой усмешки не удержался.