Дом яростных крыльев - Оливия Вильденштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только дверь закрывается за Сибиллой и Маттиа, он говорит:
— Если ты всерьёз полагаешь, что твоя прабабушка сможет помочь, я могу доставить тебя сразу в Тареспагию.
Я облизываю нижнюю губу.
— Это несколько дней по морю. Даже если ты меня спрячешь, это слишком большой риск.
— Ты же не планировала пойти туда пешком?
— Я достану лошадь.
— У тебя в любом случае уйдёт неделя на то, чтобы добраться до другой части материка.
— Я знаю.
— Но для тебя это более предпочтительно, чем провести несколько дней на моей лодке?
В тоне его голоса слышатся нотки обиды, и хотя я не знаю, с чем это связано, он произносит:
— Если ты беспокоишься о том, что я попрошу тебя со мной переспать, то не стоит.
— Я знаю, что ты никогда бы мной не воспользовался, Антони.
— Тогда почему ты не хочешь принять моё предложение?
— Потому что не хочу. Не могу. Твоя настойчивость не изменит моего решения.
— Я не боюсь капитана.
Я вспоминаю то ощущение, которое испытала, когда мы были на вечеринке. Я почувствовала, что мои маргинальные друзья были хорошо знакомы с людьми. Теперь это обретает смысл.
— Не сомневаюсь, учитывая то, чем ты занимаешься в Ракокки.
Что бы это ни было…
На неопределённое время воздух, вырывающийся из наших лёгких, и стук волн, ударяющихся о корпус лодки, становятся единственными звуками в каюте.
— А что если твоя прабабушка откажется тебе помогать?
— Я сяду на лодку до Шаббе. Они определенно примут меня, учитывая то, как сильно они ненавидят нашего короля.
— Ни одна лодка не доставит тебя в это королевство.
— Значит, я туда доплыву.
Разочарование пускает корни в моей душе.
— Я думал, ты делаешь всё это, чтобы избежать заплыва.
Я раздражённо вскидываю руку.
— Значит, я вернусь в Монтелюс и буду прятаться там до конца своих дней.
Сухожилия на его шее так туго натянуты, что напоминают канаты, которыми его лодка пришвартована к пристани.
— Монтелюс одно из самых опасных мест в королевстве.
— Я не боюсь.
— А должна.
Резкий тон голоса Антони как будто накаляет его кожу, потому что запах океана и солнца заполняет небольшую каюту.
Я кладу руку на ручку двери.
— Я предпочитаю пребывать в блаженном неведении. Меня это устраивает.
Антони издает нечто среднее между фырканьем и ворчанием. Переведя взгляд на крошечное окошко, через которое просачивается тусклый утренний свет, он говорит:
— Мне надо подготовить лодку. Увидимся после заката.
— Прости.
Он не отвечает. Даже не смотрит на меня, но я знаю, что он меня услышал. Не мог не услышать. Каюта крошечная, и я сказала это не шепотом.
Вздохнув, я схожу с лодки Антони, чувствуя себя кучкой навоза. Я размышляю о том, что мне не следует втягивать в это такого хорошего человека. А особенно учитывая то, что мне нечего ему предложить, кроме своей дружбы.
«Ты станешь королевой», — слова Бронвен звенят у меня в голове, напоминая мне о том, что если у меня всё получится… Нет. Когда у меня всё получится, я смогу одарить его всеми благами, которые он заслуживает. Я куплю ему квартиру, если он того пожелает.
Целый дом.
Я помогу ему подняться вместе со мной.
ГЛАВА 40
Я стою перед прямоугольным зеркалом, висящем на стене Джианы и затягиваю пояс на штанах.
Штанах. Самых настоящих штанах. Штанах, которые запрещено носить женщинам. В последний раз, когда женщина осмелилась пройтись по улицам Тарелексо в штанах, закончился тем, что её бросили прямо в них в объятия зелёных змеев.
Мода может быть смертельно опасна в Люсе, если она идёт наперекор правилам монархии.
Но как бы мне ни нравились красивые платья, я не могу отрицать, что надев штаны, я словно глотнула свободы.
— И как я теперь смогу вернуться к ношению платьев?
— Благодаря твоему плохо обдуманному плану, тебе, вероятно, никогда больше не придётся этого делать. Решила пересечь Монтелюс в одиночку? Это глупо, безрассудно и…
— Ты действительно знаешь, как придать девушке уверенности в себе.
— Фэллон, я переживаю!
Джиана так сильно тянет за ткань, которой она перевязала мои груди, что из моих лёгких вырывается весь воздух.
Я отворачиваюсь от зеркала и кладу руку ей на плечо.
— Я знаю, что твоё недовольство вызвано любовью, но, пожалуйста, Джиа, не заставляй меня начинать сомневаться. Я полночи ругала себя, а другую её половину так сильно нервничала, что Сиб даже заставила меня открыть глаза, чтобы убедиться, что я не превратилась в воздушную фейри, а затем построила между нами крепость из подушек.
На изящной челюсти Джианы пульсирует мускул, так как у неё, безусловно, ещё полно для меня советов.
— К тому же, вся твоя критика может в итоге обрушиться на тебя.
Её зрачки расширяются, поглотив большую часть серых радужек.
— Послушай, я хочу, чтобы твои родители думали, что я сбегаю на свидание с мужчиной за спиной у своей бабушки.
Джиана испускает вздох, словно воин, который складывает оружие, а потом делает очень нетипичную для себя вещь. Она делает шаг вперёд и заключает меня в объятия.
— Постарайся не умереть, сумасшедшая девушка.
— Я вернусь совсем скоро, Джиа.
Испустив ещё один глубокий вздох, потревоживший пряди волос рядом с моими ушами, она отпускает меня.
— Значит, именно так я попаду на лодку Антони незамеченной?
Надев сумку через плечо и прижав лямку к своей плоской груди, я последний раз оглядываю себя в зеркало. Ей удалось сделать меня похожей на мальчика-подростка.
— Нет. Это для того, чтобы тебя не заметил патруль в Раксе. Не говоря уже о том, что так тебе будет гораздо проще ехать верхом.
Она говорит как человек, который уже проделывал это. Когда я приподнимаю бровь, её глаза искрятся блеском, а на губах появляется улыбка.
— Надеюсь, ты не из тех, у кого может закружиться голова.
Я, очевидно, как раз из тех, у кого может закружиться голова. Но опять же, я готова поставить те несколько медяков, что звенят сейчас в моей сумке, на то, что у любого человека, которого запихали в винную бочку и покатили по мостовой, все внутренние органы должны будут сплющиться и сжаться.
Я ругаю себя за то, что проглотила миску поленты с изюмом, которую принесла мне в полдень Сибилла, когда я проснулась. Размягчённая
