Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

– Извини, эти детские игры мне неинтересны. Трахаться так трахаться, а чего попусту обжиматься?

Рита вспыхнула – разом, даже кончики ушей стали малиновыми.

– Ах ты!..

Вскочила – диван жалобно взвизгнул пружинами, – топнула босой ногой.

– Ты!..

Матвей нарочито удивленно поднял брови.

– А что я? Ты же меня сюда привела.

Разъяренная девчонка подхватила кроссовки, толкнув Матвея в колено, и бросилась из дома. Слышно было, как она пробежала по крыльцу и выскочила в огород.

Матвей со смехом повалился на диван – очень уж пафосно Рита предлагала пощупать свои тощие грудки.

…Зоя жила в соседнем номере. Приехала, кажется, в командировку, Матвей этим особо не интересовался. Юджин в тот день куда-то ушел, толком не сказавшись. Была осень, нудная, монотонная, с серым дождем, и Псов, что появились под вечер на заднем дворе, мало кто заметил. Когда Матвей возвращался после разговора с ними, то поднял голову – и увидел женщину, стоящую у окна второго этажа. Она толкнула створку.

– Привет! Значит, это ты л-рей? – с веселым любопытством спросила женщина.

Матвей остановился, глядя вверх. Лицо сразу стало мокрым от дождя.

– А хорошенький!

Прозвучало это совсем не обидно. Непрошеная свидетельница тряхнула головой, рассыпав по плечам рыжеватые волосы.

– Чего мокнешь? Поднимайся!

В номере у нее пахло шоколадом и коньяком. Женщина подошла к Матвею вплотную – оказалось, она невысокая, ему до плеча.

– Ох и взгляд у тебя, парень. Аж коленки подгибаются.

Прикосновение ладони к холодной от дождя щеке обожгло.

– Люблю, когда мужики так смотрят.

Голос у нее был жаркий, как руки и губы.

– Раздевайся, что в мокром стоять.

Матвей послушно стянул футболку…

– Ох какой, – повторяла Зоя. – Ну, девок у тебя будет – не пересчитать.

Шелковистые волосы щекотали живот, до мурашек, до судорог в ногах.

– Они будут от меня шарахаться, – выдохнул Матвей, комкая простыню. – Я же… – воздуха не хватало, – я л-рей.

Говорить, говорить – что угодно. Отвлечься, иначе сейчас…

– Вот именно, глупый! Как мотылечки полетят, лишь бы крылышки обжечь-попробовать. А ты к тому же парень красивый.

Затылком вдавился в подушку, еще чуть-чуть и… но Зоя скользнула выше, обхватила за плечи и ловко заставила перевернуться. Теперь она оказалась под ним.

– Давай, ну!..

…Матвей зашипел сквозь зубы.

– Дурак! – подумал он вслух.

Зачем прогнал Риту? Может, девчонка просто форс держала, и до дела бы у них дошло.

Днем наконец-то встретились с Таней. Она, правда, выглядела уставшей: осунулась, под глазами залегли тени. Ник, когда целовал ее, бережно поддерживал затылок ладонью. Таня опускала ресницы и отвечала ему тихо-тихо, но так нежно, что заходилось сердце. Потом шли через парк, держась за руки. Больше молчали, но Нику и этого сегодня было достаточно.

Простились странно: Таня долго смотрела ему в лицо, а потом коснулась виска кончиками пальцев. Шевельнулись губы. Нику показалось: то ли «прощай», то ли «прости». Но Таня громко сказала:

– До свидания! Вон мой автобус, я побежала!

А потом наступил вечер…

Сад за окном казался черно-белым, с вкраплениями алого от заходящего солнца. Тени с острыми краями пересекали тропинки. Кусты шевелились, перебирая ветками. Смотреть на них было неприятно. Ник встал – от резкого движения повело, пришлось ухватиться за подлокотник, – и задернул портьеру. Проскрежетали по гардине кольца. Очень громко, даже заломило зубы.

Ник вернулся в кресло. Прикрыл глаза, но тут же испуганно поднял веки. Почему-то страшно было сидеть вот так, не зная, что происходит вокруг.

Приступы, которые мучали на блокпосту, начинались иначе. Что с ним?

Алая темнота за портьерами шуршала и постукивала. От этих звуков продирало морозом. Чтобы отвлечься, Ник прислушался к происходящему в доме. В столовой ходила Александрина, цокали каблуки. Значит, ужин готов. При мысли о еде затошнило. Ник медленно процедил воздух сквозь зубы. И еще раз: вдох, выдох…

Стукнула входная дверь. Дед приехал. Ник услышал голоса и подумал с досадой, что Георг привел гостей. Пригладил ладонью волосы, сел ровнее. На столе – открытый учебник по истории и шахматная доска. Все нормально.

– Вечер добрый. – Дед заглянул в библиотеку. – Ты, конечно же, тут.

Ник улыбнулся через силу.

В холле продолжали разговаривать. Ник понадеялся, что люди приехали по делу и дед не будет знакомить их с внуком.

– Глаза испортишь. – Георг зажег еще одну лампу. – Как дела в гимназии?

– Как обычно.

Гости, кажется, ссорились. Странно, что Георг не спешил к ним. Наоборот, сел в кресло и ослабил узел галстука.

– Не читал бы в сумерках, а то будешь к старости, как я, мучиться. – Он потер переносицу. – Сегодня прислали интересный материал из Комиссии по защите детей, но так мелко напечатанный! Знаешь, оказывается, в тех интернатах, где ребятишек специально готовили ко встрече с л-реевскими Псами, страх оказаться про́клятым был сильнее во много раз. И, что самое важное, среди выпускников этих заведений на двенадцать процентов больше людей с синдромом стихийной мутации.

– Почему? – спросил Ник, прислушиваясь к происходящему в холле. Там вроде упомянули Дёмина. – Разве это не предопределено заранее?

– Не все, что предопределено, – случается! Ты же не стал л-реем. Так и с другими: бывает, инициация не происходит. Но чем больше подросток, ну, или молодой человек, подвержен стрессам, тем выше вероятность, что его проклятие сработает.

– Точно, – вспомнил Ник. – Алейстернов говорил про Ареф. Волна инициации.

Портьера колыхнулась. От ветра? Или не показалось и действительно стукнула оконная ручка? Ник напряженно вслушался. Что ж эти, в холле, не заткнутся! Металлический щелчок. На звук от шпингалета не похоже. А похоже… взвели курок?

– Мик? – удивленно позвал дед.

– Вы слышите?

– Что?

Скрипнул гравий под ногами. Или нет, под лапами – слишком вкрадчиво, и вот сейчас звякнет железное кольцо… Ник прикусил изнутри щеку. Какое кольцо? Это было там, в доме посреди мокрого леса! И какой курок? Тут не блокпост!

– Ерунда, показалось. – Он поторопился перевести разговор: – А что ваши гости? Вы их пригласили к ужину?

– Какие гости, Мик?

Вот сейчас он отчетливо разобрал, как в холле произнесли: «Это – не убийство! Дёмин…»