Церковные Соборы в позднеантичной Италии (с хрестоматией) - Андрей Юрьевич Митрофанов

число мирян. Хотя деяния Капуанского синода, речь о котором пойдет ниже, и не сохранились, известно, что согласно одному из его постановлений запрещались злоупотребления, имевшие место в Карфагенской Церкви и выражавшиеся в том, что подвергнутые каноническим прещениям грешники из числа клириков, в частности еретики, предпринимали вторично крещение и рукоположение, чтобы начать служение в некотором роде «с чистого листа»[557]. Вполне правомерно предположить, что Собор в Капуе уже тогда, в конце IV в., исходил из представления о неповторимости этих Таинств в силу особого их свойства, и неслучайно впоследствии на Западе данное представление, логически охватив вопрос о Таинстве Миропомазания, выразилось в разработке схоластического учения о неизгладимости печати священства (character indelebilis).

После того как все православные епископы анафематствовали Палладия Ратианского, и почти каждый из них ввиду значимости своего диоцеза выразил суждение, в котором осуждал Палладия как еретика, св. Амвросий Медиоланский начал допрос молчавшего до той поры Секундиана Сингидунского[558]. Как следует из деяний Аквилейского Собора, Секундиан действовал, отвечая на призывы признать Сына Божия Истинным Богом, подобно осужденному Палладию, очевидно, просто растерявшись. Он также увиливал от прямого ответа, отвечая на вопросы Амвросия и не положительно, и не отрицательно, а добавляя к предлагаемым формулам, подтверждавшим Божество Сына, такие понятия как Единородный; вроде бы соглашаясь с Амвросием, но вместе с тем подчеркивая для себя через упоминание Рождения Сына подчиненность Сына Отцу. Когда св. Амвросий продемонстрировал Секундиану возможность анафемы и для него[559], арианский епископ проявил прямоту и начал отрицать, что в Священном Писании говорится о Сыне Божьем как об Истинном Боге. Затем, продолжая дискуссию, Секундиан продолжал подчеркивать причинность, присущую существованию Сына, говоря о Нем как о Единородном Сыне и уклоняясь от того, чтобы признать Сына Божия Истинным Богом, несмотря на требования св. Амвросия[560]. На описании этого прения, подобного полемике с Палладием, протокол деяний Аквилейского Собора обрывает свое изложение хода заседания 3 сентября 381 года. Из декрета Аквилейского Собора к епископам вьеннской и второй нарбоннской провинций, а также из послания «Benedictus», адресованного императорам Валентиниану, Грациану и Феодосию, явствует, что Секундиан был анафематствован также как и Палладий. Послание именует Палладия и Секундиана «homines uetusta perfidia» («людьми от старого нечестия»), а Аттала, также отлученного Собором, по-видимому, вместе с Секундианом, называет «Attalum quoque de praeuaricatione confessum»[561] («Атталом, также признавшемся в лицемерии»), поскольку, как указывалось выше, Аттал подписал символ никейской веры на Иллирийском Соборе 378 г. (или даже Символ I Вселенского Собора).

Результаты Аквилейского Собора трудно переоценить. В то время как в Константинополе II Вселенский Собор, еще не признанный таковым на Западе, принял окончательный вариант Символа Веры – что привело к быстрому изживанию арианства на Востоке и торжеству православного «новоникейского» троического богословия (ипостасного личностного богословия) свв. Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского, – паннонское арианство на Балканах, благодаря решениям Аквилейского Собора, поддержанным папой Дамасом, оказалось отсеянным за пределы церковной ограды и теперь вынуждено было образовать отделенную схизматическую арианскую церковь, проповедь которой имела успех лишь среди вчерашних язычников – варварских готов, явившихся противниками христианских романской и эллинской культур. Значение Медиолана как церковного центра благодаря победе св. Амвросия возросло в неимоверной степени. Без преувеличения можно добавить, что Медиолан стал духовным центром северной Италии и Галлии, с позицией епископа которого считались императоры. Во многом в силу данного обстоятельства через год на Римском Соборе 382 г., проходившем при участии св. Амвросия, папа Дамас потребовал созыва Вселенского Собора – более масштабного, чем Константинопольский – именно в Италии, где и была, по его мнению, окончательно разгромлена некогда грозная арианская сила, явившая некогда, еще при Констанции, на Медиоланском Соборе 355 г. всю свою разрушительность для Церкви.

Действительно, несмотря на то, что арианство на Балканах будет существовать еще очень долго, утвердится в Италии на рубеже V–VI вв. благодаря остоготам, а затем сохранит свое влияние при лангобардах вплоть до второй половины VIII в., выступая в качестве не только богословского направления, но и общественно-политического движения[562], в 381 г. на Аквилейском Соборе омийское боголовие потерпело жестокое догматическое поражение, политически оправиться и богословски оправдаться от которого ариане так до конца и не смогли.

Рассмотренные деяния Аквилейского Собора представляют собой выдающийся памятник, сохранившийся от церковной провинциальной судебной системы позднеримского времени. На основании его изучения заседание церковного суда конца IV в., которым стал описываемый Собор, предстает еще в качестве античного судебного ристалища, на котором ораторское искусство и умение правильно подбирать философские понятия и категории для выражения своих идей во многом гарантировали победу. Использование инструментария канонического права на таких заседаниях, как правило, ограничивалось выработкой решений в соответствии с канонами, выраженными в различных источниках церковного права, тогда как использование сложных процедур, предусмотренных каноническим правом – в частности, реализации права диспенсаций (канонических разрешений), вопрошания папских или патриарших ответов, назначения специальных представителей и легатов, казуистические состязания канонистов, – еще не были характерны для Соборов этого времени. Соборы, подобные Аквилейскому, являлись в большей степени аренами для догматических или дисциплинарных баталий противных партий, смело обвинявших друг друга в ереси и провозглашавших анафемы, нежели отлаженно функционировавшими судебными инстанциями полномочной церковной власти, деятельность которых стремилась бы разрешить любые споры каноническим или догматическим компромиссом.

Вместе с тем, подготовительные действия сторон, предшествовавшие Аквилейскому Собору, представляются уже характерными для средневекового периода церковной истории, ибо демонстрируют предварительную юридическую подготовку к заседанию, выразившуюся в получении охранительной грамоты – императорского рескрипта, в приобретении папских привилегий – писем Дамаса, а также в формировании крупной группы сторонников, что удалось св. Амвросию и не удалось Палладию. Разумеется, перечисленные признаки были свойствены церковным судам IV в., то есть еще античного времени, но и в Средние Века Соборы также постоянно стихийно становились местом богословских и церковно-политических столкновений.

И все-таки Аквилейский Собор, сочетающий в себе описанные элементы позднеантичных и раннесредневековых церковных судов, представляется именно в силу напряженности и накала дискуссии с одной стороны, но, вместе с тем, и в силу предварительного расчетливого приготовления сторон с другой, в некотором роде эпохальной вехой в истории церковных Соборов, результаты которых в истории и являются осуществлением Божьего Промысла о Его Церкви.

Капуанский синод, первые месяцы 392 г.[563]

Synodus Capuana a. 392.

Epistula S. Ambrosii Mediolanensis LVI Theophilo Alexandrino Ambrosius Theophilo.

1. Non habet quod urgeat Euagrius, et habet quod metuat Flauianus, ideoque refugit examen. Dent fratres ueniam dolori iusto; quia propter ipsos uniuersus orbis concutitur, et illi tamen nostro non compatiuntur dolori. Perstringi saltem se aequanimiter ferant ab iis,