Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной - Джонджо МакФадден

соседнюю деревню, где живут даяки – коренное население Борнео. Они спят вместе с остальными жителями деревни в длинных тростниковых хижинах, стропила которых украшены высушенными головами. Альфреду нравится атмосфера общего дома, в котором на ночь собирается до двухсот человек, и его не пугает мрачноватый декор. Больше всего его привлекает лес, окружающий деревни, в которых живут даяки: он похож на тропические леса Амазонки, однако птицы и насекомые, населяющие его в изобилии, отличаются по видовому разнообразию от тех, которых он встречал в амазонских лесах. Постепенно складывается и обретает форму идея, которую он изложит в 1855 году в статье «О законе, который регулировал появление новых видов». Он отправляет статью своему агенту в Англию, и тот отдает ее в популярный научный журнал Annals and Magazine of Natural History, где она появится в том же году.

Статья Уоллеса, которая, как мне кажется, заслуживает куда большего внимания, ведь именно она дает толчок развитию теории естественного отбора, начинается с утверждения о том, что «в продолжение громадного, хотя и неизвестного периода поверхность земли подвергалась последовательным переменам»[370]. Здесь Уоллес в основном повторяет выводы, сделанные Лайелем в «Основных началах геологии», скорее всего для того, чтобы подчеркнуть важность «громадного, хотя и неизвестного периода» для описания своих размышлений. Далее, опираясь на данные об окаменелостях, он делает вывод о том, что «настоящее состояние органического мира ясно ведет свое начало, путем естественного процесса постоянного вымирания и творчества видов, от органической жизни в позднейшие геологические периоды»[371]. Обратите внимание на то, что, даже пользуясь термином «творчество», он называет этот процесс, наряду с вымиранием, естественным. Таким образом, он отстаивает механистическую теорию возникновения видов. В качестве доказательства он приводит девять важнейших фактов естественной истории, которые, по его мнению, имеют отношение к происхождению видов.

Четыре приведенных Уоллесом факта носят географический характер. Первые два указывают на то, что более широкие таксономические группы, например такие, как отряд чешуекрылые, или бабочки, или класс млекопитающие, имеют более широкий ареал, чем семейства и виды. Например, бабочки широко распространены по всему земному шару, однако семейство геликонид встречается только в Северной и Южной Америке, а его отдельные виды обитают только в зоне лесов. Третий факт, который Уоллес приводит в качестве аргумента своих умозаключений, состоит в том, что родственные виды или группы видов, как правило, обитают на близлежащих территориях. Последний географический аргумент Уоллеса заключается в том, что на территориях с одинаковым климатом, но «отделенных одна от другой широким морем или высокими горами», у семейств, родов и видов животных, обитающих по обе стороны пролива или гор, все равно присутствуют общие черты. Он подтверждает этот факт (на который Дарвин также обратил внимание) собственными наблюдениями, сделанными во время экспедиций на полуострове Малакка и островах Ява, Суматра и Борнео. Правда, эти территории отделены друг от друга нешироким и неглубоким проливом.

Следующие четыре факта сходны тем, что они указывают на временной, а не на пространственный характер распространения, и в этом заключается новизна рассуждений. На основании палеонтологической летописи Уоллес делает вывод о том, что для меньших таксономических групп, например подкласса аммонитов, характерно более узкое временное распределение, в отличие от моллюсков, представляющих более широкую категорию – тип. Кроме того, «виды одного рода или роды одного семейства, встречающиеся в один и тот же геологический период, состоят в более тесной взаимной родственной связи, чем виды или роды, отделенные по времени»[372]. Например, палеонтологические летописи указывают на то, что близкородственные виды аммонитов, как правило, сосредоточены в близлежащих геологических слоях, в то время как виды с отдаленным родством залегают в слоях, далеко расположенных друг от друга. В рамках девятого и заключительного аргумента Уоллес утверждает, что «ни одна группа, ни один вид не начинали своего существования два раза»[373].

Еще более революционное значение для биологии имеет предложенный Уоллесом «закон», в котором он объединил девять фактов. Это первый в современной биологии закон, известный как Саравакский закон, который Уоллес сформулировал так: «Начало существования всякого вида совпадало, как по пространству, так и по времени, с жизнью прежде существовавшего близкородственного вида»[374]. Сегодня это воспринимается нами как нечто само собой разумеющееся, и нам трудно представить, что в XIX веке этот закон был новаторским. Мы принимаем как должное то, что люди и шимпанзе являются «близкородственными видами», которые появились в Африке сравнительно недавно. У нас не вызывает сомнений тот факт, что люди и бабочки являются более дальними родственниками, произошедшими от одного общего предка, но в более отдаленном временном и географическом пространстве. Однако в 1855 году Саравакский закон шокировал большинство натуралистов, которые привыкли верить в то, что шимпанзе, бабочки и другие обитатели Земли были созданы в течение одной недели и в одном месте примерно 6000 лет назад.

Мы уже неоднократно говорили о роли законов в любой сфере науки, будь то законы Буридана, Кеплера, Бойля или Ньютона: они дают простейшее объяснение широкого спектра явлений и вместе с тем предоставляют инструмент прогнозирования. Саравакский закон Уоллеса – не исключение. Его формулировка проста и экономична. Уоллесу удалось свести к одному предложению суть девяти аргументов и многочисленных фактов естественной истории. Как и в более ранних попытках упрощения, например во времена формирования гелиоцентрической картины мира, данные наблюдений, прежде считавшиеся произвольными, становятся непреложным следствием закона. Уоллес пишет:

Он [Саравакский закон] заявляет свое право на первенствующее место в ряду предшествующих ему гипотез – на том основании, что он не только разъясняет, но делает необходимым то, что существует. Раз мы признали этот закон, – и множество самых важных фактов в природе не могло бы уже существовать в ином виде, но являлось бы почти столь же необходимым выводом из этого закона, как эллиптические орбиты планет из закона тяготения[375].

Благодаря Саравакскому закону Уоллеса принцип бритвы Оккама нашел применение в биологии, а мир живой природы стал на несколько порядков проще. Однако тогда этого почти никто не заметил.

ДЕЛИКАТНОЕ ДЕЛО

Отправив рукопись с набросками Саравакского закона своему агенту, Уоллес планировал провести более глубокое исследование, чтобы доработать свои рассуждения. В письме Генри Бейтсу он признается: «Конечно, в статье приводятся лишь наброски моей теории. До конца она еще не проработана. У меня уже готов план и частично написаны несколько фрагментов будущей обширной работы, в которой будут представлены всесторонние и глубокие доказательства того, о чем я лишь заикнулся в своей статье»[376].

По ряду причин, которые скоро станут ясны, «обширная работа» Уоллеса так и останется незавершенной, а статья, описывающая эволюционный механизм, не получит