Жизнь проста. Как бритва Оккама освободила науку и стала ключом к познанию тайн Вселенной - Джонджо МакФадден

Между тем материальное положение семьи становилось все хуже, и в возрасте 14 лет Альфред был вынужден бросить школу. Его отправили в Лондон к старшему брату Джону, который в то время трудился подмастерьем в строительной компании. Устроившись туда же разнорабочим, Альфред получал шесть пенсов в день. К счастью, в Лондоне было немало бесплатных возможностей для самообразования. Он мог свободно посещать Британскую библиотеку, зоопарк и музей науки (сейчас это Бирбек-колледж) на Тоттенхем-Корт-роуд – один из семисот институтов механики, которые открывали богатые филантропы с целью научного просвещения рабочего класса. Здесь Альфред впервые услышал о Роберте Оуэне, а позже и познакомился с этим валлийским социалистом и одним из основателей профсоюзного движения, чьи идеи утопического социализма и скептическое отношение к официальной религии оказали большое влияние на формирование взглядов Уоллеса. Позже он напишет: «Единственная имеющая право на жизнь религия – это та, которая проповедует служение человечеству и исповедует одну догму – братство людей».

В 1837 году Альфред начал работать помощником землемера и в течение следующих шести лет исходил страну вдоль и поперек, поскольку ему часто приходилось иметь дело с жалобами в связи с реформой земельной собственности (огораживанием). Практика огораживания общинных земель, предназначенных для выпаса скота, по мнению Альфреда, представляла собой «узаконенный грабеж крестьянства». Неудивительно, что изъятие пастбищ у крестьян приводило к обнищанию фермерских хозяйств. Были в этой работе и свои положительные моменты: возможность побродить по лесам и полям пробудила в молодом человеке сохранившийся на всю жизнь интерес к зоологии, орнитологии, ботанике и энтомологии, в частности к изучению жуков.

Когда в 1843 году умер отец, Альфреду, которому тогда было 20 лет, пришлось оставить работу землемера и снова вернуться на стройку. Несколько месяцев он перебивался случайными заработками, пока наконец не нашел работу более соответствовавшую его интересам – место школьного учителя в Лестере. В свободное время он посещал местную библиотеку, где прочитал «Личное повествование» Гумбольдта, «Путешествие на корабле “Бигль”» Дарвина и «Опыт о законе народонаселения» Мальтуса. Здесь же он познакомился с Генри Уолтером Бейтсом (1825–1892), таким же самоучкой, как и он сам, с которым они стали друзьями на всю жизнь. У них были общие интересы, в частности энтомология, и друзья часто бродили по окрестностям Лестера, возвращаясь с сачками, полными жуков, бабочек и других насекомых. Они тщательно разбирали пойманную добычу, аккуратно помещая каждое насекомое в самодельную энтомологическую коробку, прибитую к стене сарая в саду Бейтса. Следующим важным шагом была классификация образцов по видам. Для этого друзья внимательно изучали особенности насекомых: цвет, узор и размеры крыльев, а самое главное, они учились распознавать межвидовые и внутривидовые различия. Вероятно, во время этой работы появился интерес Альфреда к вопросу о возникновении видов, который стал ключевым в биологии XIX века.

Рис. 27. Энтомологическая коробка с образцами бабочек

ПАЛОЧКИ, КАМНИИ ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВИДОВ

Большинство людей, живших в Викторианскую эпоху, полагало, что все виды были созданы за шесть дней творения 6000 лет тому назад, хотя на самом деле мало кто задумывался об этом вопросе. Это значит, что для среднестатистического англичанина того времени в разнообразии растительного и животного мира не было ничего загадочного. Подобно тому, как во времена Уильяма Оккама движение небесных тел объяснялось действием высших сил, так и мир природы считался творением Бога, который создал и домашний скот, и диких зверей, и ползучих тварей, чтобы все они подчинялись человеку. В конечном итоге лишь Всевышний обладал достаточной властью, чтобы наполнить мир таким бесчисленным множеством разнообразных растений, животных и ползучих гадов.

Во многих отношениях библейская трактовка возникновения жизни была последним оплотом теологии Фомы Аквинского, на который 600 лет назад своей острой бритвой замахнулся Уильям Оккам. Фома Аквинский интерпретирует библейскую историю о Сотворении мира в рамках философии Аристотеля, приравнивая конечную цель (лат. telos – предназначение), которой Аристотель наделяет объекты природы, будь то кошки, собаки, быки или дубы, к божественному замыслу. Кроме того, он утверждает, что универсалии, благодаря которым один вид отличается от другого, тоже определены Богом, и это делает виды вдвойне неизменными. Упразднив универсалии и конечную цель, Оккам разделался с постулатом Фомы Аквинского о неизменности видов. Более того, как видно из цитаты в начале главы, Оккам считает, что естественные изменения свойств возникают случайно, однако затем сохраняются, потому что это «обеспечивает выживание». В сущности, средневековый философ предугадывает теорию естественного отбора, однако эта блестящая догадка наряду со многими другими была забыта в эпоху Просвещения, когда отвергалось все имеющее отношение к Средневековью. Итак, победила догма, что позволило шведскому натуралисту Карлу Линнею (1707–1778), который считается отцом современной таксономии, выступить со следующим заявлением: «Новых видов просто не существует»[362].

В пользу божественного начала в происхождении видов говорил известный «аргумент часовщика», выдвинутый английским священником, натуралистом и философом Уильямом Пейли (1743–1805), который утверждал, что механистические законы Ньютона, Галилея, Бойля и Фарадея не способны объяснить сложность организации живой материи, например строение человеческого глаза. В качестве подтверждения он придумывает историю о том, как, гуляя как-то по вересковой пустоши, он натыкается на «лежащие на земле часы и не может не задуматься над тем, как они оказались в этом месте». «Следовательно, – продолжает Пейли, – должно быть, где-то и когда-то существовал мастер, который сконструировал эти часы с той лишь целью, чтобы кто-то нашел их и задал этот вопрос…» В этом аргументе разумного замысла Пейли угадывается так называемый аргумент о «боге белых пятен»[363], о котором нередко вспоминают, сталкиваясь с явлениями, которые пока нельзя объяснить законами природы.

Однако в начале XVIII века появлялись все новые и новые открытия, которые загоняли «бога белых пятен» в угол. К числу таких открытий можно отнести окаменелости – камни, удивительно похожие на растения и животных, которые могли лежать в том же месте, что и часы, на которые наткнулся Пейли, гуляя по вересковым пустошам. Такие окаменелости, получившие название «фигурных камней», как правило, находили фермеры, вспахивая поле, иногда их можно было обнаружить и на морском берегу. Некоторые напоминали ветки, листья и семена деревьев, другие имели сходство с фрагментами костей. Попадались находки, чьи причудливые формы делали их похожими на загадочных морских существ. В Дорсете фермеры нередко выкапывали из земли гигантские валуны, имеющие форму диска с узором в виде спирали, закрученной как ракушки морских моллюсков. Благодаря этому сходству их стали называть «каменными змеями» (рис. 28). Камни, получившие название «чедвортские булочки», поскольку их круглая поверхность была симметрично разделена на пять секторов, напоминали окаменевших морских ежей[364]. Возникал закономерный вопрос: что делают эти окаменелые останки известных и неизвестных морских существ глубоко под землей и далеко