Мендельсон. За пределами желания - Пьер Ла Мур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он свернул на заросшую травой тропинку, отходящую от просёлочной дороги, и вскоре увидел ферму Шмидта. Это было большое сооружение, находящееся в живописном беспорядке и остро нуждающееся в ремонте. Оно состояло из главного здания с низкой крышей и просторными жилыми помещениями, а также нескольких амбаров, сараев, конюшен и других пристроек разных форм и размеров. Ферма когда-то была частью огромного помещичьего поместья, и Феликс смутно припоминал, как Шмидт рассказывал ему о том, что его отец, хитроумный крестьянин, вошёл во владение этой фермой посредством сомнительного документа юридической софистики. Шмидт не извлекал из фирмы никакой прибыли, но лелеял надежду закончить здесь свои дни с женой Гертрудой, которую он обожал и с которой постоянно ругался.
Въезд Феликса во двор был встречен яростным лаем собак и кудахтаньем потревоженных кур, разбегавшихся во все стороны. Дверь в главном здании открылась, и появилось лунообразное лицо Гертруды.
— Герр директор! — вскричала она, всплеснув руками, словно увидела какое-то неземное видение. — Герман, скорее иди сюда! Здесь герр директор!
Подхватив обеими руками свои многослойные юбки, она побежала к Феликсу, и через мгновенье к ней присоединился муж, путаясь в халате, явно пробуждённый от мирного сна. Из амбара выбежал рыжий юноша, который, как узнал Феликс, был одним из многочисленных кузенов Шмидта, и увёл лошадь Феликса.
Сопровождаемый взволнованными расспросами, он прошёл через двор в дом.
— Почему вы не предупредили нас о своём приезде, герр директор? — посетовала Гертруда. — Мы бы подготовились.
Он понял, что этим она хотела оправдаться за домашнюю одежду своего мужа и собственную деревянную обувь.
— День был такой чудесный, что я решил приехать экспромтом.
— Вы, конечно, останетесь к обеду, правда? — спросила она, когда они вошли в дом.
Огромная комната с печной трубой в одном конце и громадной плитой в другом занимала большую часть нижнего этажа здания. Пол был выложен красной плиткой, а побелённые извёсткой стены украшены многочисленными медными предметами кухонной утвари. На маленьких окнах в нишах висели клетчатые занавески. Деревянная лестница вела в жилые комнаты на втором этаже.
— Эта комната великовата для нас двоих, — сказал Шмидт, занимая своё привычное место у камина, — но по крайней мере моя жена и я не натыкаемся друг на друга. В прежние дни, когда ферма была частью баронского поместья, здесь обедали работники фермы и сезонные рабочие. Мой отец говорил мне, что их в этой комнате собиралось до сотни человек.
— Приезжайте каждый раз, когда вам захочется. — Голос Гертруды долетел из противоположного конца комнаты, находившегося возле кухни, словно с другой планеты. — Если только вы не против простой деревенской пиши.
— И вы можете здесь жить столько, сколько вашей душе угодно, — вставил Шмидте видом полноправного хозяина. — И можете привезти с собой сколько угодно людей, — добавил он, подумав. — Наверху полно комнат. — Его тон предполагал, что, если Феликс захочет, он может взять с собой большую свиту.
Оживление и гостеприимство этих простых людей помогли Феликсу немного расслабиться. Его нервы успокоились. Некоторое время, попивая пиво из старой фаянсовой кружки, он разговаривал с Германом о пустяках. На кухне фрау Шмидт готовила обед, бубня что-то себе под нос. Иногда мимо окна пролетал мёртвый лист. На фоне неба вырисовывались чёрные силуэты деревьев. Лейпциг, слухи, злобные сплетни казались такими далёкими...
— Я рад, что приехал, — проговорил Феликс после долгой паузы.
Старый флейтист сделал глоток пива, медленно вытер с губ пену ладонью и некоторое время сидел, уставившись в огонь. Затем, не повернув головы, заметил:
— Существуют моменты, когда не можешь больше ни минуты выносить зрелище человеческой расы. Даже тех людей, которые тебе нравятся. Вот почему я приезжаю сюда по воскресеньям.
— Вам повезло, что у вас есть такое место.
Это простое заявление Герман обдумал медленно и молча. Наконец он как будто пришёл к умозаключению относительно слов Феликса.
— У человека должно быть место, где он может побыть время от времени один, — изрёк он несколько сентенциозно.
Он явно смотрел на свою жену как на часть самого себя или как на предмет мебели, ни в какой мере не покушающийся на его уединение, но Феликс понял, что он имел в виду, и не стал вдаваться в детали.
Таким образом протекли часы, пора было садиться за стол и насладиться стряпнёй Гертруды. К своему удивлению, Феликс ел с большим аппетитом, что растрогало хозяйку и вызвало улыбку благодарности на её красном добродушном лице.
Подкладывая Феликсу добавку, она обернулась к мужу:
— Видишь, Герман, герру директору нравится моя стряпня. — От гордости её глаза сияли. В свете двух сальных свечей она выглядела великодушной и заботливой Германией. Внезапно она резко повернулась с застывшей в воздухе тарелкой. — Почему бы вам сегодня не переночевать здесь, герр директор? В городе ночной воздух полон микробов и испарений, а здесь, — её губы сложились в воздушный поцелуй, — он как духи и помогает пищеварению. Вы будете спать как дитя.
Эта идея сразу же соблазнила Феликса. Ему хотелось провести ночь одному, вдали от сжатых губ Сесиль и её недовольного взгляда.
— Я бы с удовольствием, но фрау Мендельсон меня ждёт, — сказал он, чувствуя, что ему следовало изобразить хотя бы слабый протест. — Боюсь, что она будет волноваться.
Пышная грудь Гертруды заколыхалась от смеха. Это не проблема, а самая простая вещь на свете. Один из кузенов Германа — казалось, их несчётное количество было рассеяно по всей ферме — как раз собирался в город. Для него будет честью отвести лошадь герра директора в Лейпциг и успокоить фрау. Утром герр директор поедет в город со Шмидтами в их двуколке.
— Конечно, если вы не возражаете поехать с нами.
Он нисколько не возражал, но не будет ли это в тягость гостеприимным хозяевам? Брови Шмидта протестующе поднялись. Что до Гертруды, то она просто пожала плечами и даже не стала обсуждать такую глупость.
— Увидите, что будете хорошо спать, — сказала она.
После обеда Гертруда принялась мыть посуду, а мужчины заняли свои места у камина. На них напала приятная дремота. Шмидт курил изогнутую трубку, Феликс, положив ноги на подставку для дров, смотрел на тлеющие угольки. Гертруда взобралась по деревянной лестнице в спальню и на некоторое время исчезла. Вернувшись, она объявила, что наверху всё готово. Затем, оставив без внимания благодарность Феликса, извинилась и со свечой в руке снова исчезла в цитадели.
Наступила пауза, и неожиданно для себя Феликс вдруг начал рассказывать старому флейтисту о своём визите к пастору.
— Я знаю, что не должен был называть его дураком, но я настолько рассвирепел, что потерял над собой контроль.
Шмидт выглядел встревоженным и пальцем запихивал табак в трубку.