Бальзак без маски - Пьер Сиприо

Дух легче переносит аскезу, чем тело. Валантен являет собой самоотверженность, отказ от всяких личных благ и приверженность самому суровому образу жизни; он целиком посвятил себя отцу, но тело его жаждет блеска, жаждет производить впечатление. Он садится за карточный стол, теряет «последний патрон» и готов покончить счеты с жизнью.

Самоубийство его превращается в кошмар. Сущий пустяк мешает ему осуществить задуманное: старуха-нищенка и табличка «спасение утопающих», благодаря которой Рафаэль вспоминает, что за каждого спасенного утопленника служба спасения выплачивает спасателю награду в пятьдесят франков. Зачем же убивать себя просто так, если другие этим живут?

«Шагреневая кожа» вызвала к жизни самое большое количество комментариев, почти каждый из которых отличается редкой страстностью, хотя рукописный текст романа не сохранился[29].

«Шагреневую кожу» следовало бы сравнить с «Процессом» Кафки. Жизнь описывается здесь с точностью, но словно в разобранном виде, подобно тому, как это происходит во сне. Рафаэль видит людей и здания как будто в тумане, «реальность расплывается», как пишет Морис Менар, да и само время расплывается. Рафаэль приходит в лавку антиквара. По замечанию Г. Понсена-Бара, эта лавка не что иное, как «Склон мечты» Виктора Гюго: «пространство и время свалены вместе». Старику-антиквару по меньшей мере 125 лет, а добра в его магазине «на миллиарды».

Валантен хотел умереть, ибо смерть, знаменующая конец жизни, избавила бы его от мелочного существования, которое не что иное, как медленная смерть. Предлагая ему талисман, исполняющий любую прихоть, антиквар на время возвращает ему «бесполезную страсть» — вкус к жизни.

Рафаэль отправляется к друзьям, которые празднуют выход газеты, и здесь ему предстоит познать «искристые вина», «гастрономические картины», «многообразие и привлекательность женственности». На ум приходит Дон Жуан Лено, «склоняющий колена перед каждой красоткой и хоть на мгновение одерживает победу. Пресыщенность мне незнакома, я вечно готов служить прекрасному».

К несчастью, оргия длится до самого утра, когда «лица куртизанок приобретают мертвенный цвет». Кажется, сама судьба ставит перед выбором: что лучше, «убить все чувства, чтобы дожить до старости, или умереть молодым, принимая все муки страсти»?

Во второй части Рафаэль вспоминает всю свою промелькнувшую жизнь, так похожую на жизнь самого Бальзака той поры, когда он обитал на улице Ледигьер. Рафаэль повстречал «девочку лет четырнадцати, которая играла в волан». Этот уголок Парижа, расположенный неподалеку от нынешней улицы Виктора Кузена, напомнил Рафаэлю о парижском периоде Жан Жака Руссо. Целых три года ему предстоит прожить в «воздушном гробу». Вскоре Полина из «милого ребенка» превращается в «привлекательную девушку». Пьер Ситрон полагает, что Полина — это Лора Сюрвиль до замужества, а Рафаэль — сам Оноре. Вначале они любят друг друга как брат и сестра, затем как возлюбленные, но для Рафаэля эта любовь станет смертельной, потому что исполняя это, последнее, желание, шагреневая кожа исчезнет. «Инцест наказан смертью» (Пьер Ситрон).

В одном из готических будуаров Рафаэль познакомился также с очень странной женщиной по имени Федора. Ему кажется, что он видит «чудовище, то усмиряющее, словно заправский офицер, норовистого коня, то, обернувшись девушкой, наводящее на себя красоту и ввергающее в отчаяние своих любовников». Может быть, она лесбиянка или гермафродит? Может быть, она страдает какой-нибудь тяжкой болезнью? Может быть, эта женщина вся состоит из одной лишь головы, головы, живущей отдельно от тела и постоянно предающейся расчетам («caput» по латыни означает «голова», отсюда и слово «капитал»)? Федора — это общество, предстающее в облике бессердечной женщины. В мире улицы Шоссе-д’Антен, где живет Федора, никто никому ничего не дает бесплатно. Как далеки они от Полины, любовь которой похожа на «прикосновение к абсолюту в мире реальности» (Арлет Мишель).

Рафаэль де Валантен покидает Париж, город «исступленной игры», в котором он наделал долгов. Чтобы расплатиться по одиннадцати векселям, он «продает остров на Луаре, где находится могила его матери». «Рафаэль дважды продает свою мать. Но поскольку Рафаэль — это образ самого Бальзака, то таким образом романист избавляется от собственной матери, по отношению к которой долгое время испытывал ненависть, смешанную с угрызениями совести» (Пьер Ситрон).

«Покинутые места, неужели и в вас есть душа?» Рафаэль де Валантен едет в Экс-ле-Бен «дышать кислородом», однако после дуэли вынужден перебраться в Мон-Дор. В Оверни Валантен уже «прикован болезнью к постели». Получив по завещанию богатство, делающее его обладателем неисчисляемого состояния, он стремится экономить силы и жить. Он держит «в черном теле» собственное воображение, отдается целомудрию и душит в себе «самый ничтожный из капризов». Он делается подобен травинке или дереву, «каждую весну выпускающим новые ростки». «Последним побуждением умирающего» станет желание превратиться в устрицу на каменистом утесе и тем самым «усыпить» смерть.

Шагреневую кожу изучают специалисты — зоологи, механики, химики, медики. Все они приходят к мнению, что в ней «заключено нечто дьявольское». Врачи, призванные к одру больного, демонстрируют неспособность помочь ему и полное равнодушие. Бриссе, по всей видимости, списанный с Бруссе, назначает кровопускания, но Камеристус, вероятнее всего, профессор Рекамье, признает, что у больного «затронута самая сущность жизненного принципа».

Приходит Полина. Рафаэль прогоняет ее:

«— Если ты не уйдешь, я умру. — Рафаэль достал из-под изголовья лоскуток шагреневой кожи, хрупкий и крохотный, словно лепесток барвинка. — Вот сколько мне осталось. Если ты посмотришь на меня еще раз, я умру…»

В сущности, жизненная сила нашего духа слишком велика, чтобы ее могло вместить одно смертное тело. Нам нужны иные, «запасные» жизни, в которых мы могли бы осуществить то, о чем мечтаем.

«„Шагреневая кожа“ должна была выразить сущность современного века, нашу жизнь и наш эгоизм», — напишет Бальзак герцогине де Кастри в 1832 году.

Практически вся пресса встретила книгу восторженно. «Отвратительно аморальный роман», — напишет Сен-Бев, пожалуй, единственный из критиков, кому она не понравилась.

«Ваша книга оценена, ей определено место, и место это высокое», — писал Бальзаку Эжен Сю.

В «Ревю дэ дё монд» читаем: «Это не Рабле, не Вольтер, не Гофман. Это Бальзак».

В «Ла Котидьен»: «Его книга — маленькое произведение искусства, блистающее чарующей риторикой».

Самый выразительный и самый «романтический» отзыв опубликовал «Артист»: «Вы слышите шум и грохот. Кто-то входит, кто-то выходит; люди сталкиваются, кричат, играют, напиваются, безумствуют, тешат свое тщеславие, умирают, сжимаются под ударами судьбы, целуются, ищут спасения от огня и меча. Вот вся „Шагреневая кожа“». Подписано — Жюль Жанен.

В этом романе, насыщенном бьющей через край фантазией автора, выразившем самый дух романтизма с его вкусом к жизни и разочарованиями, узнало себя целое поколение. Отныне каждый живет лишь для себя, одинокий в этом мире, лишенный предков, благ и земель. То, что тебе принадлежит, следует расходовать экономно, беря пример с Валантена, который почти не ест и позволяет себе лишь шесть вдохов в минуту.